Дэвид Вейс - Возвышенное и земное

Вольфгангу совсем не хотелось трудиться над переложением, однако выбора не было. И когда через неделю он отнес графу Орсини-Розенбергу готовое переложение для фортепьяно своей оперы, директор национального театра поздравил его с быстрым и успешным завершением работы.

Где он действительно отдыхал душой, так это на музыкальных собраниях у ван Свитена. Каждое воскресенье днем в официальной резиденции барона – в помещении придворной библиотеки – устраивался концерт и обсуждение исполняемых произведений. Барон создал дворянское общество любителей классической музыки, и его салон стал единственным местом в Вене, где меломаны и музыканты встречались на равной ноге.

В один из таких воскресных дней ван Свитен позвал Вольфганга к себе в кабинет. В просторной, строго обставленной музыкальной комнате уже собралось много гостей: Кобенцл, Пальфи, Вильгельмина Тун, баронесса фон Вальдштеттен, Ветцлар, Бонно, Сальери, Адамбергер, Фишер, Констанца, Стефани. Ван Свитен сказал:

– Моцарт, до начала концерта я хочу вам кое-что показать.

– А Сальери не обидится, если мы вдвоем удалимся? – спросил Вольфганг. – Адамбергер как раз собирается петь арию из его оперы.

– Ну, мне-то он простит. Да мы не много и потеряем. Барон провел Вольфганга в кабинет, стены которого от пола до потолка были заставлены книгами, подошел к несгораемому шкафу в стене, бережно вынул из него несколько партитур и сказал:

– Я привез эти партитуры из Берлина, где приобрел их в бытность мою послом. Вы ведь знаете, я изучал композицию и дирижерское искусство под руководством прусского капельмейстера Кирнбергера.

– Да, знаю. – Вольфганг слышал, что ван Свитен дирижировал даже собственными произведениями, но надеялся что барон не станет его этим занимать.

– И я бы просил вас оказать мне любезность. Вольфганг с испугом ждал, что последует дальше.

– Изучите эти партитуры. В Вене они неизвестны. Может, они облегчат мне изучение законов композиции?

Тут барону ничего не поможет, подумал Вольфганг, но промолчал, не желая обижать друга.

– Чьи это партитуры? – спросил он.

– Генделя и Себастьяна Баха.

Вольфганг взял партитуры без особой охоты. Он познакомился с музыкой Генделя, когда еще ребенком ездил в Англию, где Гендель, умерший за несколько лет до его приезда, был самым почитаемым и популярным композитором, однако Вольфгангу тогда больше нравился Кристиан Бах; об Иоганне же Себастьяне Бахе он знал только, что это отец его любимого композитора. Кристиан Бах недавно умер, что явилось для Вольфганга большой утратой, а до этих старых композиторов ему не было никакого дела. И тем не менее, в голосе ван Свитена звучала настойчивость, Вольфганг не смог отказаться.

– Я прочту их на неделе, – сказал он, – мне не хочется, чтобы Сальери подумал, будто я пренебрегаю его музыкой.

– Прочтите их сейчас, у меня. Вы не пожалеете, а Сальери подождет.

– Но Констанца станет волноваться, куда я пропал.

– Я позабочусь о том, чтобы она чувствовала себя как дома. Сядьте в мое кресло – такой чести удостаивались немногие, – мне думается, вы найдете здесь кое-что заслуживающее внимания.

Прошло несколько часов, а Вольфганг все изучал партитуры, привезенные ван Свитеном из Берлина. Оперы Генделя, которые он слышал и прежде, не произвели на него большого впечатления, они казались ему недостаточно драматичными. Зато фуги – совсем другое дело. В них чувствовалась мощь – она покоряла и захватывала – и внутренняя напряженность, сообщавшая им жизненную правдивость и красоту.

Но по-настоящему восхитил его Себастьян Бах. Фуги старика – в представлении Вольфганга Себастьян Бах был именно старик, ведь у него такое множество детей – удивляли мастерством построения и глубиной чувства. Вольфганг погрузился в чтение «Искусства фуги» и «Хорошо темперированного клавира»; он изучал отдельные части каждого сочинения, разложив листы на коленях, на столе, держа их на подлокотниках кресла и в руках, когда в кабинет вошли Свитен с Констанцей, Вольфганг ничего не слышал. В ушах звучала музыка Себастьяна Баха. Оба эти произведения были написаны на предмет «изучения», но какого изучения! – мысленно восклицал Вольфганг.

– Нам нравится Иоганн Себастьян Бax? – спросил барон.

– Мало сказать, нравится. – Вольфганг с трудом вернулся к действительности. – Это выше всяких похвал. Здесь воистину есть чему поучиться!

– У Сальери сделался недовольный вид, когда ты вышел из комнаты, – заметила Констанца.