Эдвард Радзинский - Николай II - жизнь и смерть

Из дневника Николая:

«21 декабря. Среда… В 9 часов поехали всей семьей мимо здания фотографии и направо, к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 декабря извергами в доме Ф.Юсупова, стоял уже опущенный в могилу. Отец Александр Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой. Погода была серая при 12 градусах мороза. Погулял до докладов… Днем сделал прогулку с детьми…»

Николай был непреклонен: «извергов» — Дмитрия и Феликса — решено было выслать из Петрограда. Не только страдания жены заставили царя быть твердым. Богопротивно убийство для христианина… да еще какое: царские родственники мужика убили!.. «Извергов» чествовала остальная Романовская Семья. На вокзале Феликса провожал тесть, великий князь Александр Михайлович.

Как завидовал бедный Дмитрий всем оставшимся в любимом Петрограде…

Скольких его родственников — из тех, кто остался «в любимом Петрограде»,

— вскоре убьют! Но уцелеют Феликс и Дмитрий — «изверги», высланные из столицы.

В первые дни Аликс будто окаменела. Сначала она буйствовала, выкрикивала: «Повесить!», потом стала угрожающе спокойна, почти безразлична. Она поняла — конец! Конец, который предсказал «Старец».

И Аликс показывает Ники ужасное завещание «Старца»… Он пытается ее успокоить: все заветы Григория теперь выполняются… Изгоняется не любимый императрицей (и, следовательно, Григорием) Трепов и назначается в премьеры дряхлый Голицын — а это значит, фактическим главой правительства становится любимый «Другом» Протопопов. Все это вызывает бунт в обществе: идут бесконечные съезды — городской, земский, дворянский — и все против нового правительства. Пока все ждут революцию, она уже началась. «Святой черт» оказался прав — сразу после его смерти — началось!

Но постепенно Аликс воскресает для борьбы…

Именно в это время все чаще она вспоминает: Распутин был против этой несчастной кровавой войны. И после смерти Распутин продолжает исполнять ту же роль — предлагать то, о чем в тайниках души мечтает сама Аликс!

И Аня тотчас умело поддержала игру. Она вдруг вспоминает о телеграмме, полученной когда-то от «нашего Друга». Она помнит даже текст: «Не затевать войну — будет конец России и вам самим. Все положите до последнего человека…»

Наступил Новый год, числом такой страшный для Романовых, — семнадцатый.

Мороз, жестокий холод, 38 градусов. Солнце в морозном дыму. Сверкает, будто облитый ртутью, чистый снег Царского Села. Покрыты инеем стекла придворных экипажей. В Большом дворце — ежегодный большой выход Государя. Обычный Новый год в длинной череде лет его царствования.

Из дневника Николая:

«1 января. Воскресенье. День простоял серенький, тихий и теплый… Около 3 часов приехал Миша, с которым отправился в Большой дворец на прием министров, свиты и дипломатов…»

В начале 1917 года уже никто не сомневался в грядущей революции. Заговоры зреют в роскошных петроградских квартирах. И во дворцах.

Заговор великих князей… Здесь, конечно, тотчас всплывает имя любимца армии — бывшего Верховного Главно-командующего великого князя Николая Николаевича. От 16 великих князей в Тифлис к опальному Николаше направляется посланец… С Николаем Николаевичем начинают открытые переговоры и заговорщики из Государственной думы. От имени думца князя Львова Николаше уже открыто предлагают заменить тезку на престоле… Поколебавшись, Николай Николаевич отказался — остался верным присяге.

Активизировались великие князья из клана Владимировичей. Незадолго до убийства Распутина монархиста Пуришкевича позвали во дворец к великому князю Кириллу Владимировичу. «Выходя из дворца великого князя, я, под впечатлением нашего с ним разговора, вынес твердое убеждение, что он вместе с Гучковым и Родзянко затевает что-то недопустимое… в отношении Государя…» — записал Пуришкевич в дневнике. На самом же деле и здесь дальше крамольных разговоров не пошло… И многие из большой Романовской Семьи могли повторить тогда слова, вырвавшиеся у великого князя Николая Михайловича: «Он (царь. — Авт.) мне противен, а я его все-таки люблю!»

Член Думы Маклаков: «Они хотели бы, чтобы Дума за-жгла порох… Они ждут от нас того, чего мы ждем от них…»