Эдвард Радзинский - Николай II - жизнь и смерть

Но в своей статье следователь Н.Лешкин приводит показания одного из старых чекистов, который в 1929 году, «когда Мячина судили, как Стояновича», был на Высших курсах в Москве. И слышал следующий рассказ Артура Артузова, руководителя советской разведки:

«В гражданскую войну были жертвы, которые на пользу дела порочили свое имя изменой… К примеру, Костя Мячин ушел на сторону Колчака с согласия ЧК. Он отступил в Китай, где много сделал, как Стоянович. Об этом пока говорить не время, это засветит нашу агентуру. Он был образцовым резидентом. К нему стали подбираться. Стоянович был вынужден вернуться. Сейчас он осужден, но так надо. Мы его вскоре оправдаем и наградим».

Действительно, уже через два года Яковлева досрочно освобождают — за «самоотверженный труд на Беломорско-Балтийском канале…».

Итак, оказывается, измены не было? Преступления не было? Был истинный большевик, верный чекист Костя Мячин? Но в страшном 1937 году, в разгар сталинских репрессий, когда Яковлева выгонят со всех работ, он напишет отчаянное письмо Сталину, где будет такая фраза: «Нельзя же допустить, чтобы за одно и то же преступление я снова нес наказание?»

Значит, преступление все-таки было? И за него было наказание? О преступлении пишет в своих «Воспоминаниях» и его жена Ольга.

Опять все запутал этот загадочный человек с тремя фамилиями. Так кто же все-таки он был?

Верный большевик, образцовый чекист? Или?..

Или азартный игрок, всю жизнь игравший в сложные двойные игры, шедший навстречу самым невероятным приключениям, который после своей секретной миссии окончательно разочаровался в большевиках. Он понял: высокие идеалы уже сменились бесстыдной борьбой за власть…

Но, уйдя к белым, он вскоре увидел: они не верят бывшему красному комиссару, ненавидят его. Его жена рассказывает в своих «Воспоминаниях», как часто он не спал ночами, как мучился и постоянно восклицал: «Что же я наделал!»

И тогда этот фантастический человек придумал новый поворот в своей судьбе: он бежит от белых в Китай. В Китае он становится советником знаменитого китайского революционера Сун Ятсена и, видимо, входит в контакт с советской разведкой.

Так он попытался заработать право вернуться в Россию. Но он ошибся: слишком заметной он был фигурой прежде, слишком много осталось у него недругов на родине…

Измены ему не простили. Очутившись в лагерях, он пишет бесконечные просьбы в правительство об освобождении, вспоминает свои заслуги перед революцией. Именно тогда он создает свои воспоминания — «Последний рейс Романовых». Написанные в лагере, они были всего лишь еще одной попыткой напомнить о своих заслугах. Но в это время Троцкий уже был выслан из страны, троцкизм разгромлен… И Яковлев, конечно же, боится написать, что главной целью его миссии было привезти Царскую Семью в Москву — на суд, о котором мечтал Лев Троцкий. Вместо этого он повторяет ложь, которой когда-то запутывал уральцев: он-де с самого начала вез царя в Екатеринбург. Что ж, Свердлов давно в могиле, опровергать Яковлева некому. Но он не знает, что на Урале его бывший попутчик Матвеев напишет в своих «Записках»: «Яковлев… вызывает меня к себе и задает вопрос: приходилось ли мне выполнять военные секретные поручения. Получив от меня утвердительный ответ, Яковлев сообщает, что ему дано задание перевезти бывшего царя в Москву» (курсив мой. — Авт).

И, конечно же, в яковлевских воспоминаниях нет ответа и на самый важный вопрос: когда он «изжил идею большевизма». Если это произошло после его поездки за царем — тогда все понятно. Но если — до?

Тогда уже совсем в новом свете предстает все его путешествие. Его мягкость, задушевные разговоры… И, наконец, загадочная телеграмма, которую получили за его подписью в Тобольске великие княжны: «Едем благополучно. Христос с вами. Как здоровье маленького? Яковлев». Какая неожиданная лексика для большевика!

Конечно же, это — телеграмма царя! Последняя телеграмма Николая II, которую Яковлев отправил за своей подписью. За своей подписью большевистский комиссар отправляет телеграмму Николая Кровавого?!

Революция — время маленьких Наполеонов. И, может быть, этот человек с тремя фамилиями вел свою — третью Игру. Была Игра Свердлова, Игра Голощекина, но была и его отчаянная Игра. Возможно, совсем не в Москву он собирался повезти свой поезд после Омска. Интересная запись проскользнула в дневнике царицы: «16(29) апреля в поезде… Омский сов(ет) деп(утатов) не разрешает нам проехать через Омск, так как боятся, что нас захотят увезти в Японию».