Эдвард Радзинский - Николай II - жизнь и смерть

— Ну и дальше?

— Дальше не было. Брат испугался. Точнее, отец наш сказал: «Чтобы духа его в нашем доме не было…» Отец не очень жаловал новую власть…

— Скажите, а вы тогда все это записали?

— Да вы что? Кто ж такое записывает. Я всю жизнь рассказать об этом боялся… Он и про расстрел брату рассказал. Но брат даже нам не захотел пересказать. Только одно сказал: «Кровь хлестала потоками. Все в крови было».

Сколько раз, работая с документами, я постигал это мистическое их свойство, подтвержденное смешной пословицей: «на ловца и зверь бежит». Я называю это — «вызывать документы». И уже вскоре, в книге «Революционеры Прикамья», изучая сподвижников Голощекина, я наткнулся на удивительную биографию.

«Лукоянов Ф.Н. (р. 1894 г.) учился в пермской гимназии, в 1912 году — студент юридического факультета Московского университета. Отец, чиновник, старший контролер казенной палаты, умер, оставив на руках матери пятерых детей. С 1913 года член кружка студентов-большевиков в Московском университете. Брат Михаил, сестры Надежда и Вера — все большевики…

Вернувшись в Пермь, вошел в большевистскую группу при газете «Пермская жизнь»… После победы Советской власти начинает работать в ЧК. Он председатель сначала Пермской ГубЧК, а затем, с июня 1918 года — Уральской Областной ЧК».

Итак, в июле, когда расстреляли Романовых, Уральской ЧК в Екатеринбурге руководил наш Федор Лукоянов!

И далее написано в книге: «Тяжелое нервное заболевание, приобретенное еще в 1918 году во время работы в ЧК, все больше и больше давало себя знать. В 1932 году Федор Николаевич был направлен в Наркомснаб, в 1934-37 гг. он работал в редакции „Известий“, затем в Наркомзаге. Умер в 1947 году, похоронен в Перми».

А вот его лицо на фотографии — худое, нервное и интеллигентное лицо.

Я начал искать. Вскоре я получил письмо от Авдеевой К.Н. (Свердловск). Она прислала выписку из «Автобио-графии» Федора Лукоянова, хранившейся в недоступном для меня Музее КГБ в Свердловске. Биография написана им в 1942 году.

«Весь 1918 и начало 1919 года работал в органах ЧК, сначала Председателем Пермской ЧК, а затем Председателем Уральской Областной ЧК, где принимал участие в руководстве расстрелом семьи Романовых… В середине 1919 года заболел и по выздоровлении перешел на партийную работу… Но здоровье не поправлялось и в начале 1922 года ЦК ВКП (б) поместил меня в московский санаторий…»

«Шпион»?! Нет, мы не смеем этого утверждать до конца, слишком все это фантастично, беллетристикой пахнет, а не наукой. Но все-таки предположить мы можем…

Тем более что в «Автобиографии» очень интересный пропуск: председателем Пермской ЧК он будет назначен только 15 марта, что же он делал и где он был все начало 1918 года?

Партийная кличка Федора Лукоянова была «Маратов» (любили Великую французскую революцию образованные юноши из большевистских кружков — но суждено было пойти нашим Маратам куда дальше).

Итак, мы предполагаем: в конце февраля из Екатеринбурга был отправлен в Дом Свободы товарищ Маратов — «шпион».

Это уже было началом осуществления плана Екатеринбурга — захватить Царскую Семью.

Да, Царская Семья очень пригодилась бы и большевистскому Совнаркому. Она могла стать козырной картой в Игре с их могущественными родственниками (Англия и Германия). Кроме того, все те же романовские драгоценности, о которых столько наслышаны… и все это — находится в беззащитном Тобольске.

Уже 2 ноября победивший Петроградский военно-революционный комитет слушал вопрос о содержании Романовской Семьи. Комитет обращается с предложением к Совнаркому перевезти Романовых из Тобольска в Кронштадт, оплот революции — под контроль балтийских моряков.

Из письма В.А.Блохина (Москва):

«Зверский расстрел Царской Семьи кажется сейчас неправдоподобным, ужасным. Я очень старый человек и я застал то время… Зверство, озверение, остервенение, — они были всеобщими. Убийство Царской Семьи лишь дополняет эту картину. Не более. Я знал Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, милого штатского человека в очках, из хорошей семьи (его брат был царский генерал). Сам милейший Владимир Дмитриевич и был организатор ужасной 75-й комнаты в Смольном. Эта комната и была предшественницей ЧК. Владимир Дмитриевич очень любил писать и рассказывать — „о страшном в революции“, о делах революционных моряков. Я знавал многих из них, которые уже после революции, по прошествии уймы лет, упивались рассказами, как отправляли „в расход“ белых офицеров. С этим озверением в душе целое поколение благополучно сошло в могилу. Или менее благополучно (если о них позаботился товарищ Сталин). Чтобы Западу нас понять и нам понять самих себя, надо помнить: убийство Царской Семьи не казалось тогда страшным, потому что, как это ни ужасно, было обычным. Вот вам случай с морячками, описанный все тем же моим знакомым Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. Случай был самый заурядный и частый в те дни 1918 года. Морячки-анархисты с корабля „Республика“ забирают на улице трех офицеров. Командует морячками Железняков-старший. Полупьяный, уставившись безумными глазами в пространство, он сидит на стуле, крестит пустоту и приговаривает время от времени: „Смерть… Сме-е-рть… Сме-е-рть“.