Леонид Федоров - Злой Сатурн

— Беги до Турчанинова, разведай, когда баржу сплавлять будет? И передай, чтоб нас до Егошихи доставил. Да смотри, быстрей управляйся!

— Лучше на строгановской барже устроиться, — сказал Иван. — Турчаниновские-то больно плохи, на палубе доведется ехать.

— К Строгановым на поклон не пойду. Делай, что велю!

— Так ведь не в пример покойнее добрались бы до места.

— Я тебе сколько раз повторять буду? — от раздражения у Андрея выступили на белом лице багровые пятна.

— Иду, иду, — Иван нехотя натягивал на плечи кафтан. — С вашим здоровьем поостеречься бы надо. Лихоманку подхватить под открытым небом запросто можно! Разрешите, я до строгановской пристани добегу?

— Ты… ты… — задыхаясь от внезапно нахлынувшего бешенства, крикнул Андрей. — Долго еще прекословить будешь? В последний раз говорю — иди до Турчанинова. Еще скажешь слово — выгоню!

У Ивана выступили слезы на глазах. Схватив шапку, он выскочил из комнаты.

Гнев Андрея моментально утих. Он сел на скамью и схватился за голову:

«Зря парня обидел. И с чего я на него накричал? В роду, что ли, у нас, Татищевых, это? Неладно вышло. Иван, по всему видно, обо мне тревожится».

Долго бродил по комнате Андрей, стыдясь своей вспышки. Наконец успокоился, начал упаковывать дорожные сумки.

Через два часа Бортников вернулся, сухо доложил, что поручение исполнил, и если господин межевщик не хочет остаться еще на неделю — пусть поспешает: баржа отчалит ровно в полдень.

Всю дорогу до пристани Иван шел поодаль. На все попытки заговорить с ним отмалчивался или отвечал односложно, обидчиво поджимая губы. Только на спуске к реке, когда им повстречалась монастырская карета, которую тащила пара вороных откормленных лошадей, прибавил шаг и пошел рядом. Андрей заметил, что на лице ученика промелькнули словно бы испуг и какая-то растерянность.

«Чего это он?» — недоуменно подумал Андрей и весело рассмеялся, вспомнив старинную примету, что встреча с попом будто бы приносит несчастье.

— Стыдно, брат, проходя науки, впадать во тьму суеверий! — назидательно выговаривал Татищев Ивану.

На пристань явились как раз в пору. Вопреки опасениям Бортникова доплыли до места хорошо. Сам хозяин Турчанинов предоставил в распоряжение горного межевщика с учеником собственную каюту.

Не без задней мысли потеснился хитрый купчина. Став владельцем завода в верховьях реки Чусовой, в надежде на всякие льготы старался он заручиться расположением Горной канцелярии.

— Мне бы, господин Татищев, поблизости от завода землицы отмеряли!

Андрей порылся в памяти и возразил:

— У вас и так земли с богатой рудой приписаны.

— Сверху-то все уже выбрано. Больно уж глыбко теперь добывать приходится. Расходы большие, и оттого барыш вовсе махонький получается.

— Каждый бы желал сверху пенки снимать. Только государству от такой добычи убыток и разорение.

Турчанинов поскреб в затылке, повздыхал и снова к Андрею:

— А теперь попрошу, ваше благородие, дать мне советик. Где мне работных людишек достать? По купеческому званию владеть крепостными мне не положено. А нельзя ли земли крестьян приписать к заводу? Мужикам тогда деваться некуда будет, волей-неволей пойдут ко мне робить.

«Ого! — подумал Андрей. — Этот прохиндей далеко пойдет!» А вслух ответил:

— Свободных земель много, да все не заселены они. Трудно что-либо вам посоветовать!

Капитан Берлин, жалуясь в письме Андрею на большую загруженность делами, о многом умолчал.

Егошиха расширялась. Рядом строился другой большой завод. На реке Каме возникал промышленный узел. Строганов, Турчанинов, Демидов, заводчики вроде Осокина, владельцы рудников и купцы возводили на камских берегах палаты, конторы, пристани и баржи. Бывший Пыскорский монастырь, переведенный в Соликамск, снова переезжал. Святые отцы также потянулись на многолюдье, презрев ради наживы тихую благость. Для выбора места прибыл в Егошиху сам игумен Зосима Маковецкий.

В Пермском горном начальстве скопилась уйма дел. Составление планов и чертежей, описание рудных участков, проверка качества стали, меди и чугуна, поиск самоцветов, строительство плотин и пильных мельниц, разбор всякого рода тяжб отнимали столько времени, что Андрей просто извелся. Он побледнел, осунулся. Еще резче обозначились около губ глубокие складки, в темных глазах появился лихорадочный блеск. День ото дня становилось все хуже. От усталости и недосыпания болезнь опять напомнила о себе, по ночам исхудавшее тело сотрясал удушливый кашель.