Леонид Федоров - Злой Сатурн

— А устюжанинский-то катер, видать, отплавался. Раз на буксире приволокли — считай, теперь ему крышка, прямиком в утиль.

— Ой, бабоньки, чтой-то?

Иван Алексеевич увидел, как из каюты на барже вышли люди. Подошли к большому ящику на корме. Повозились, распутывая веревки. Потом четверо из них подняли его и понесли. И тут Иван Алексеевич понял, что это не ящик, а гроб. Поняли и другие, стоящие на берегу. Сдернув шапки, молча расступились, давая дорогу. Гроб поставили на телегу, хлестнули лошадь и уехали. Еще не стих стук колес, как все враз заговорили, строя догадки. Иван Алексеевич, нахмурившись, тронулся было в путь, но в эту минуту на повод опустилась большая, красная от холода рука.

— Здравствуйте, Иван Алексеевич!

— А, Сева! Здравствуй! То-то, я гляжу, катер знакомый, а тебя не узнал, — Иван Алексеевич всматривался в осунувшееся лицо Севки, заросшее грязной щетиной. — Здоров ли? Откуда?

— На Волью ходили. Груз метеостанции отвезли.

— Вовремя вернулись — к вечеру, наверное, лед установится.

— Мы бы еще позавчера пришли, да трое суток комиссию из области ждали у Долгих Стариц. А вчера, как назло, мотор совсем отказал. Если бы не баржа, не выбраться бы.

— Какая еще комиссия?

Севка подошел ближе и тихо ответил:

— Верескова нашли. Комиссия на месте осмотрела. Кажется, снова дело поднимать будут.

Иван Алексеевич качнулся в седле, сморщился и жестко ухватил Севку за плечо.

— Да ты что? Значит, все… Эх, Максим, Максим… Инга знает?

— Не видел я ее. На барже сказали, что она в Кедровке, в больнице. Хотел проведать, да комиссии нельзя было задерживаться — спешили очень.

— Зато до ледостава успели выбраться… Ты вот что, возьми у отца лошадь с кошевой и сгоняй в Кедровку. Скажи: я разрешил.

— Спасибо.

— Не за что. Ну, будь здоров!

— Подождите минутку! — Севка покрепче ухватился за повод. — У вас кордон на Гиблой елани пустует?

— Уж не хочешь ли перебраться туда?

— Нет! Вот Василий Иванович желание имеет. Познакомьтесь!

Иван Алексеевич взглянул на стоящего в стороне мужчину и, внутренне содрогнувшись, быстро отвел глаза. Но тут же устыдился и протянул руку.

— Левашов. Лесничий. Раньше в лесной охране работали? Отлично. Нам опытные лесники нужны. Только вот возьметесь ли? Кордон отдаленный… Если согласны, зайдите вечером в лесничество, договоримся. Вы с Устюжаниным приехали? Ночевать-то хоть есть где?

Зяблов растерянно развел руками.

— У нас переночует, — вмешался Севка. — Сейчас прямиком в баню — попаримся, а уж к вам — с утра пораньше. Сегодня-то не успеть.

Иван Алексеевич попрощался и тронул коня. Чуя близкий дом и теплое стойло, мерин пошел крупной рысью. Из-под его ног ветер гнал злую поземку. Она стелилась по дороге шуршащей лентой, крутилась змеей и мчалась впереди, спасаясь от широких конских копыт.

Добравшись до лесничества, Иван Алексеевич первым делом расседлал мерина. Жесткой щеткой растер ему спину, кинул в ясли охапку клевера и только тогда пошел домой.

В прихожей его чуть не сбил с ног кинувшийся на грудь сеттер. Лизнул в щеку шершавым языком и засуетился, повизгивая, не зная, чем бы еще убедить хозяина в своих горячих чувствах.

Отмахнувшись от него, — ну рад, рад, вижу! — Иван Алексеевич прошел на кухню, где хлопотала Никитична. Взялся за щи и, все еще под впечатлением дня, вполуха слушал старуху, отвечая невпопад на ее вопросы.

— Да ты что, Лексеич? Аль заболел? — загремела ухватом Никитична. — Я тебе что говорю: лесник с Крутихи в обед приезжал, говорит, леспромхозовские за своей деляной сорок кедров свалили. Акт на столе у тебя оставил. Может, еще забежит, расскажет… Давай миску-то, жареной картохи накладу.

Пообедав, Иван Алексеевич несколько раз прочел акт о порубке. Закипел от злости, выругался про себя и тут же присел к столу, оформил дело для передачи в суд.

«Хозяев много в лесу развелось, — сердито думал он. — Каждый из кожи лезет, чтобы свои планы выполнить, а на остальное наплевать!»

Вспомнил разговор с бригадиром леспромхоза.

— Ну чего ты шумишь, лесничий? Подумаешь, сотню дерев лишних вырубили? Не вырастет лес, что ли? Гляди, сколько его окрест, — не измеришь.

— Так ведь в водоохранной зоне рубили, запретная она.

— Ну и что случилось? Река как текла, так и течет. Ничего с ней не сделается. Тебе больше всех надо, что ли? А штрафом грозишь зря, уплатим. Леспромхоз не обеднеет.

Вот тут-то и зарыта собака. Государственным карманом щедры распоряжаться. «Ну, погодите, — мысленно погрозил Иван Алексеевич, — вы у меня сами раскошелитесь. Будете беречь государственное добро!» И тут же на обороте акта написал, чтоб суд взыскал штраф не с леспромхоза, а с техрука, отдавшего приказ рубить кедры.