Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

На своей половине сходил в мыленку. Там встретился с Ивашкою Светёнышем, коего выпросил у Галицкого и сделал своим служкой. Всегда неразговорчивый, как неодушевленный, Светёныш на сей раз изрек:

— Борис Васильич молится в Крестовой. Заждался твою милость.

Бывшего дядьку князь встретил у двери в Крестовую.

— Здоров ли, друг мой? О чем Бога просишь?

Галицкий имел печальный вид.

— О матушке твоей молюсь, нашей княгинюшке, Овдотье Дмитриевне.

— Что? — дрогнул Юрий.

Боярин, испугавшись его страха, успокоил:

— Милостивица наша здравствует. Только, слышно, уходит нынче в свой Вознесенский монастырь. Хочет принять ангельский образ.

Сын знал желание матери, однако полагал: его осуществленье где-то далеко. И вдруг сегодня…

Галицкий, видя его смущение, назвал причину:

— Брат ее, твой дядя, Василий Суздальский, скончал жизнь в Городце. Заполночь пришло известие. На похороны государь ехать не хочет. Овдотья Дмитриевна не может. Одним словом…

Что одним словом? Не договорил. Поутренничали вдвоем молча. Юрий размышлял о враждовавшем дяде, гневливом брате, смущенной матуньке. Долго Семен с Василием промыкались в Орде, искали силы, чтоб возвратить Суздаль, Нижний Новгород. Все тщетно. Семен смирился пред великим князем, вызволил из тесноты жену с детьми, уехал в Вятку, там вскоре и умер. Теперь умер Василий прозвищем Кирдяпа, тоже смирившийся, скучавший в Городце. Как рвалось сердце матуньки меж братьями и старшим сыном!

— Отправлюсь к государю в златоверхий терем, — решил Юрий. И попросил бывшего дядьку: — Сопроводи меня.

Лето было в разгаре. Тополиный пух плутал в пространстве, попадая в очи, ноздри… Солнечный день слепил. По узким людным улицам кони медленно тащили колесницы, как улитки свои домики, а в домиках-то луноликие подруги кремлевской знати. В опущенном окне кареты конный Юрий встретил постаревшую Елену Ольгердовну. Поздравствовался.

— Как дядюшка?

— Плох Владимир Андреевич. Ох, плох! Увожу в Серпухов. Тут иноземные лекари залечат.

В Набережных сенях столкнулся с Софьей Витовтовной. Великая княгиня выглядела довольной. Может быть тем, что затмевавшая ее свекровь уходит в монастырь? Пухлые щеки ее более набухли, тонкие уста змеились. Принимая поклон деверя, спросила:

— Твоя Настаска-то скоро опростается?

Юрий отвечал учтиво:

— Спасибо на внимании. Анастасия Юрьевна вот-вот должна родить.

Завидно неудачнице! Чужие сыновья колют глаза.

Великий князь принял брата в деловом покое за большим столом, заваленным листами пергамента и писчей бумаги. Он в противоположность татуньке любил письмо.

— Присядь со мною, Гюргя, — придвинул мягкое кресло. — Выслушай известие и просьбу.

Юрий насторожился: братнее лицо не радовало.

— Чего так грустно ожидал, то и случилось. Позавчера Смоленск отдался подоспевшему Витовту.

— Ужели? — вскочил Юрий. И подумал: «Вот он, гром небесный!»

— Чему дивишься? — вскинул хмурые очи старший брат. — Пока твой тесть выклянчивал здесь моей помощи, его бояре, родичи казненных, послали звать Витовта: «Приди скорее, прежде чем ваш князь вернется с московским войском». Тестюшка мой пришел и взял город. Проворный Елисей Лисица пять коней загнал, чтоб срочно сообщить. Теперь ходи и думай: может, так лучше?

Братья помолчали. Юрий в душе не согласился, что так лучше. Однако не имел уверенности, полезнее ли было бы помочь силой Святославичу сберечь свое великое княжение.

Государь-братец попросил:

— Поезжай с матунькой в обитель. Проводи ее: сегодня постриг. Мне недосуг: улан-царевич прибыл из Орды. Надо договориться о подмоге. Не покусился бы литвин на наши слабые окраины.

Юрий наклонил голову. В дверях услышал:

— Зайди вечером. Доставь матунькино благословение. Я инокиню после навещу.

На женской половине встретилась постельница Анютка. Она и доложила Евдокии Дмитриевне о сыне. Юрий был принят в Передней. Великая княгиня-мать вышла, готовая к выезду. Сын бросился к ней:

— Сколь скорбное известие услышал я сегодня! Ты покидаешь мир?

Матунька с сияющим лицом поправила:

— Радостное известие!

Юрий искал причины:

— Что тебя подвигло? Смерть братьев, моих дядей?

Княгиня покачала головой:

— Сие пережила. Все смертны. На все Божья воля. Но вчера во сне я лицезрела ангела. Проснувшись, чувствую: лишилась дара речи. Анютке показала знаками, чтоб подала икону, дабы приложиться к ней в надежде обрести возможность говорить. Постельница в расстройстве чувств не с моего киота сняла образ, а сбегала к себе в спальню, принесла… Гляжу, глазам не верю: архангел Михаил! И, только что не могшая произнести ни слова, я воскликнула: «Он точно в таком виде явился мне!»