Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

При этом имени черноризцы, один из которых назвался Саввой, а другой Севастианом, переглянулись.

— Кирилл, княже, был в послушании у строгого старца, подвижника Михаила, — сказал Севастиан. — Тот научил его умной молитве, борьбу с духами злобы.

— Духи злобы искушают меня, — опустил голову княжич.

— Старец запрещал Кириллу поститься сверх сил, — продолжил повествование Савва, — велел вкушать пищу с братией ежедневно, а не спустя двое-трое суток.

— Мы часто видели Кирилла, когда сопровождали преподобного Сергия к его племяннику в Симонов, — завершил рассказ Севастиан.

— Слышно, подвижник ищет Божьей помощи уйти в пустынь, — счел нужным дополнить Савва. — Он уже и теперь обладает многими духовными дарами: даром слез, даром прозрения…

— Даром управления огненной стихией, — не утерпев, вставил Юрий. И поведал о недавнем пожаре.

Монахи сотворили крестное знамение. Севастиан присовокупил:

— Ему повинуется и водная стихия. Был случай…

— Был случай, — перебил Юрий, вспомнив, — он воскресил умершего монаха Далмата. Ужли это возможно?

Савва пояснил:

— Бог помог. Только лишь затем, чтобы причастить Далмата.

Дверь приотворилась. Голос Галицкого позвал:

— Господин князь звенигородский!

Юрий поспешил проститься с иноками:

— Отче Савва и отче Севастиан, молитесь за меня грешного!

Севастиан сказал громко:

— Господь наставь тебя, Юрий Дмитрич!

Савва прошептал едва слышно:

— Придет время, вместе помолимся, князь звенигородский и галицкий.

Юрий вышел со смятенной душой. Хотелось проникнуть в смысл только что сказанного. Однако дядька Борис тащил за руку наверх, в опостылевшую спальню.

— Важные вести, господин! Воистину, как угадал черноризец, ты — князь звенигородский и галицкий.

Юрий сел в кресло. Рядом друг на друге высились внесенные слугами, но не разобранные еще короба. Казалось, вновь предстоит дорога, близкая или дальняя, желанная или вынужденная, — Бог ведает. Борис, став напротив, продолжил:

— Духовная грамота твоего родителя написана и скреплена его златой именной печатью, на коей вырезан образ святого Дмитрия Салунского. При написании в головах сидели [29] Присутствовали при составлении завещания. игумен Сергий, воевода Боброк-Волынский, окольничий Тимофей Вельяминов. Присутствовали еще семь бояр. Писал же дьяк Внук. — Дядька перевел дух. — Так вот, слушай! Впервой Великое княжение Владимирское мимо ордынских ханов Дмитрий Иванович отдает Василию и называет княжение своей вотчиной.

— Разумеется, на старший путь [30] На великое княжение. благословлен старший брат, — кивнул Юрий, не постигая великого смысла только что услышанных слов. — Стало быть, за Василием — я…

— Ему — Коломна с волостями, — продолжил Борис. — Тебе — Звенигород с Рузой, Андрею — Можайск, Верея и Калуга, Петру — Дмитров, Ивану — несколько сел, великой княгине — поместья разные и добрая часть московских доходов. Сверх областей, наследственных тебе, — Галич, Андрею — Белозерск, Петру — Углич.

— Все это купли деда, еще не присоединенные вполне к нашему княжению, — деловито заметил Юрий. И спросил: — Что ждет младенца, коему суждено вот-вот явиться на свет? Ведь матунька опять на сносях.

У дядьки был готов ответ и на это:

— В хартии писано: «А даст ми Бог сына, и княгиня моя наделит его, возьмя из части у большей братии». Трудно, конечно, предположить, — прибавил он от себя, — что вы, старшие братья, вполне удовлетворите малютку. Да! Там еще писано вот что важное: «А по грехам отымет Бог сына моего, князя Василия, а кто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел». Догадываешься, господин мой?

Юрий встал, ощутив внезапное внутреннее волнение.

— Не хочу грешных мыслей о старшем брате. Пусть княжит много лет всем на радость. Единственно, чего желает душа, — скорейшего выздоровления батюшки!

— Дай Бог, дай Бог, — согласился дядька Борис. — За три года до твоего рождения государь Дмитрий Иванович вот так же захворал и велел писать первую духовную. Будем молить Всевышнего, чтоб сподобил его сотворить с годами и третью. По летам наш великий князь еще далеко не стар.

Ободрившись такими словами, оба принялись, коротая минуты, разбирать короба. За этим занятием у княжича исчезло беспокойное чувство предстоящей дороги. Он понял, как за последние недели устал, хотелось покоя, тишины и благополучия. Словно отвечая на столь скромное желание, в спальню заглянул бывший пестун Василия, ныне его оружничий и сподвижник, искусный воин, заядлый поединщик Осей: