Роберт Швейхель - За свободу

— Вы, кажется, читали одного из писателей древности?

— Я бы скорей назвал его пророком, ведь он рисует нам грядущие времена, — отвечал, слегка покраснев, Макс. — К тому же он наш современник. Это «Утопия» превосходнейшего Томаса Мора [124] Томас Мор (1478–1535) — английский государственный деятель и автор знаменитого социального памфлета «Утопия», в котором он с гуманистических позиций подвергает резкой критике современное общество, основанное на частной собственности и эксплуатации, и рисует идеальный общественный строй на вымышленном острове Утопия. , о котором вы, должно быть, слышали.

— Конечно, слыхал, — живо отозвался Гейер. — Ульрих фон Гуттен часто говорил нам в Эбербурге об этой книге, подробно рассказывал ее содержание и переводил нам из нее целые куски. Он читал нам также письмо знаменитого Эразма, в котором тот, обращая его внимание на «Утопию», указывал, что Мор сочинил ее, желая показать причины бедственного состояния государств.

— Что он и сделал, осветив с поразительной глубиной положение своего отечества — Англии.

— Только в одном вопросе я не разделяю его стремлений и полагаю, что он сам в них разочаруется. Все мы хорошо знаем, что представляют собой князья, и я еще в те времена доказывал Гуттену и Зиккингену, что никогда не найти Мору князя, который пожелал бы учредить столь идеальное государство, созданное воображением писателя.

— Так вы полагаете, что «Утопия» не фантазия, а осуществимая цель? — спросил Макс.

— Послушайте, любезный доктор, — отвечал Флориан Гейер, — вы, вероятно, не раз слыхали проповеди Карлштадта о том, что мир должен обновиться в духе евангелия и вернуться к коммунизму первых христианских общин. По моему разумению, человечество никогда не возвращается назад, к уже пережитым и отошедшим в прошлое формам общежития и учреждениям. Цель, к которой оно стремится в своем развитии, часто может быть скрыта в туманной дали, но она всегда впереди, а не позади. Религиозный коммунизм отжил свой век, и наша цель — социальный коммунизм острова «Утопии». И я уверен, наступит день, когда мы причалим к его берегам. Убеждение мое так же твердо, как клинок моего меча. И мы уже плывем к этой заветной цели. Иначе разве поднялось бы крестьянство по всей немецкой земле?

Он взял в руки книгу и, рассматривая гравюру на дереве, служившую заставкой, продолжал:

— Если мои слабые познания в латыни мне не изменяют, здесь написано: «Золотая книга истины о наилучшем устройстве государства». Жаль, что этот великий человек написал ее до нашего восстания. Не то он оставил бы всякие надежды на князей и признал бы, что золотые мысли, высказанные в этой книге, могут воплотиться в золотую правду жизни лишь через разум, волю и мощь народа.

— Достойно удивления, что Вендель Гиплер считает эту книгу шуткой, плодом досужей фантазии, — задумчиво проговорил Эбер гард.

— Меня это не удивляет. Он — великий политик, но только политик, а для понимания «Утопии» нужно нечто большее. Вот вы, дорогой доктор, вы больше чем политик, но всяком случае не только политик.

Эти слова Флориана Гейера сопровождались столь значительным и красноречивым взглядом, что Макс не мог не понять его и покраснел.

Когда на городской башне пробило шесть часов, Флориан Гейер расстался со своим молодым собеседником, приятно возбужденный. Он очутился под темными сводами доминиканской церкви, и в первую минуту ему показалось, что церковь пуста. Но когда его шпоры зазвенели по каменным плитам, из-за чудесного резного алтаря выступила темная фигура и нерешительно направилась ему навстречу. Капюшон черного шелкового плаща, отороченного мехом, был откинут, и Флориан узнал прекрасную Габриэлу.

— Мое послание, должно быть, вас удивило, благородный рыцарь, — начала она, вспыхнув ярким румянцем, и запнулась.

— Вам нужна моя помощь, сударыня? Приказывайте, я к вашим услугам.

— Вы угадали, — уже смелей отвечала она, — но помощь не для меня, а для вас самих. Об одном прошу вас: будьте осторожны. Есть люди, которые хотят помешать вашей встрече с маркграфом Бранденбургским.

— Спасибо, мой прекрасный друг! — отвечал он, изумленный. — Но, по чести говоря, я был бы рад, если бы меня избавили от нужды протягивать руку мира маркграфу. Ибо скорей соединятся вода и пламя, чем крестьянин и дворянин.

— Вы правы, — сказала она, бросив на него удивленный взгляд. — Но именно поэтому я и не понимаю вас. Ведь вы сами — дворянин, а боретесь вместе с крестьянами против своего сословия.