Евгений Карнович - Царевна Софья

Много наслышалась в тереме царевна Софья о страданиях Феодосьи Морозовой, и неукротимая духом боярыня представлялась ей образцом женской твердости, хотя бы твердость эту и приходилось применить к другим целям. Наслышалась она немало и о протопопе Аввакуме, и ей очень желалось познакомиться с этим отважным вожаком раскола, вступившего в смелую и упорную борьбу как с царскою, так и с церковною властью.

— Что приведется нам делать, когда не станет государя? Притеснят нас мачеха и Нарышкины, житья нам от них не будет, погубят они нас. Сказал Гаден, что братцу жить осталось лишь несколько дней, а я объявила боярам, что ему лучше стало!

Так шепталась царевна Софья Алексеевна с дальним родственником своей матери, боярином Иваном Михайловичем Милославским, поседевшим в крамолах, а теперь, по уважению к старости и родству, забравшимся, как гость, в терем царевны.

— Ты разумно поступила, царевна, пусть кончина государя застанет наших недругов врасплох, а сами мы подготовимся на тот случай, когда совершится воля Божия… А видала ли ты сегодня, царевна, князя Василия Васильевича?

При этом имени царевна смутилась, а опытный глаз Милославского подметил ее смущение.

— Знаю, царевна, что он тебе мил, — сказал, не стесняясь, Милославский. — Да и кто же укорит тебя за это? Князь Василий человек уже старый, да и любишь ты его не девичьим сердцем. Какая это любовь! Он боярин умный, всегда благой совет подать может, держись его.

— Поговорим лучше о деле, — перебила царевна, — я спрашивала тебя: что нам делать, когда по воле Божией не станет государя-братца?

— Объявить царем Ивана Алексеевича. Ведь престол принадлежит ему и по праву первородства; Слыхано ли дело, чтобы можно было обойти старшего!

— Да ведь братец Иванушка хил, неразумен и почти что слеп. Куда же он годится? — заметила Софья.

— А ты на что, государыня-царевна? — смело и глядя в упор на Софью проговорил Милославский. — Разве ты за него править царством не сможешь? Пусть Нарышкины затевают, что хотят, да и мы не оплошаем. Козни их я давно знаю. Вспомни, царевна, что еще при кончине царя Алексея Михайловича, сродник их, боярин Матвеев, уговаривал государя, чтобы он объявил своим наследником царевича Петра Алексеевича. Дело к тому и шло, да мы тогда помешали, не пустили царицу Наталью Кирилловну к государю перед его кончиною. Стащили с постели царевича Федора Алексеевича, еле он мог тогда подняться, и посадили его на всероссийский престол. Помешаем и теперь. Мы всю Москву против нарышкинского отродья восставили и изведем его вконец! — злобно добавил Милославский. — Знаешь, благоверная царевна, иди-ка в царскую опочивальню, не отходи напоследки от государя, а если что проведаешь, то пришли вечерком ко мне Родилицу, да и я, быть может, передам тебе с нею кой-какие весточки.

Милославский поклонился царевне, но вдруг в раздумье остановился.

— Видно ты, Иван Михайлович, позабыл мне что-нибудь сказать? — спросила царевна.

— Не знаю, говорить ли тебе, царевна, что у меня теперь на уме, пожалуй, тебе страшно будет. Ты, чего доброго, не решишься на то, что необходимо придется сделать, — проговорил как-то нехотя боярин.

— Видно, ты плохо знаешь меня, Иван Михайлович. Убеди только меня в необходимости, а я решусь на все.

Боярин вытащил из-за пазухи своей ферязи лист бумаги и подал его Софье Алексеевне.

— «Бояре Иван Кириллович, Кирилл Полуектович, Афанасий Кири…» — начала читать Софья. — К чему ж ты это написал? Все они наши заклятые враги; их и без тебя я хорошо знаю!

— Разумеется, ты их и без меня знаешь, царевна, да не ведаешь только, что с ними нужно сделать, — возразил Милославский.

— Нужно настоять у братца-государя, чтобы он отправил их поскорее в ссылку, — сказала Софья. — Да этого трудно будет добиться: уж больно он добр.

Иван Михайлович улыбнулся.

— Что ссылка, царевна! Разве из нее люди не возвращаются? Помяни мои слова: как только посадят царевича Петра Алексеевича на престол, так в сей же час Артамон Матвеев явится снова в чести и в славе. Разве ссылкою можно отделаться от врагов? Отделываются от них… смертью!

Царевна вздрогнула.

— Испугалась? Неужели ты думаешь, что если Нарышкины возьмут верх, то они дадут нам пощаду?

С волнением слушала царевна внушения своего клеврета. Двадцатичетырехлетняя девушка, хотя и не рожденная с кротким и сострадательным сердцем, колебалась поддаться страшному искушению.