Роберт Харрис - Архангел

— Я был плохим педагогом.

— Вы были отличным педагогом, пока не свернули с пути науки и честности, поддавшись соблазну и дешевому пению сирен журналистики и рекламы. Привет, Ольга!

— Наконец-то! Заседание вот-вот начнется. Ой, доктор Келсо... не надо, нехорошо курить, пожалуйста, не курите. — И, пригнувшись к нему, Ольга вынула сигарету из его губ. Лицо ее с выщипанными бровями и тоненькой ниточкой обесцвеченных усиков над губой блестело. Она опустила окурок в его недопитый кофе и забрала у него чашку.

— Ольга, Ольга, почему такой яркий свет? — простонал Келсо, прикрывая рукой глаза. В зале было светло, как при электросварке.

— Это из-за телевидения, — с гордостью произнесла Ольга. — Нас снимают для передачи.

— По местному каналу? — Эйдлмен стал поправлять галстук-бабочку.

— Для передачи по спутниковому телевидению, профессор. На весь мир.

— Скажите, а где мы сидим? — шепотом спросил Эйдлмен, прикрывая рукой глаза от света.

— Доктор Келсо? Всего одно слово, сэр! — Выговор был американский.

Келсо обернулся: перед ним стоял смутно знакомый крупный молодой мужчина.

— В чем дело?

— Меня зовут Эр-Джей О'Брайен, — представился мужчина, протягивая руку. — Московский корреспондент Спутниковой службы новостей. Мы делаем специальную передачу о полемике по поводу...

— Думаю, я вам не подойду, — сказал Келсо. — А вот профессор Эйдлмен... я уверен, будет счастлив ответить на ваши вопросы.

При мысли о возможности дать интервью для телевидения Эйдлмен, как надувная кукла, словно стал шире и выше.

— Ну, если речь не идет о выступлении в официальном качестве...

— Вы уверены, что мне не удастся вас уговорить? — спросил корреспондент Келсо, словно и не слышал Эйдлмена. — Вы ничего не хотите сказать миру? Я читал вашу книгу о крахе коммунизма. Когда же это было? Три года назад?

— Четыре, — поправил его Келсо.

— Вообще-то, по-моему, пять, — сказал Эйдлмен. По-настоящему, подумал Келсо, около шести... Боже, на что ушли все эти годы?

— Нет, — сказал он. — В любом случае — спасибо. Я держусь подальше от телевидения. — И посмотрел на Эйдлмена. — Говорят, это дешевая сирена.

— Пожалуйста, потом, — прошипела Ольга. — Интервью будете брать потом. Сейчас выступает директор. Пожалуйста. — Келсо снова почувствовал между лопаток ее зонтик, подталкивавший его в зал. — Пожалуйста. Пожалуйста...

После того как пришли русские делегаты плюс несколько дипломатов-наблюдателей, пресса и человекпятьдесят публики, зал заполнился и стал выглядеть внушительно. Келсо тяжело опустился на свое место во втором ряду. На трибуне профессор Валентин Аксенов из Российского государственного архива пустился в долгое объяснение того, как были сняты на микропленку партийные документы. Оператор О'Брайена пошел по проходу в глубь зала, снимая присутствующих. Резкий голос Аксенова будто сверлом буравил барабанные перепонки Келсо. Над залом уже опустилась этакая металлическая неоновая оторопь. День простирался в бесконечность. Келсо закрыл руками лицо.

— Двадцать пять миллионов листов... — возглашал Аксенов, — двадцать пять тысяч коробок микропленки... семь миллионов долларов...

Келсо провел пальцами по лицу и зажал рот. Обманщики! — хотелось ему крикнуть. Лгуны! Ну зачем они все здесь сидят? Они же знают, как и он, что девять десятых лучших материалов все еще под замком, а чтобы увидеть большую часть остального, надо подмазать. Он слышал, что просмотр документов, захваченных у нацистов, стоит тысячу долларов плюс бутылка виски.

— Я ухожу, — шепнул он Эйдлмену.

— Нельзя.

— Почему?

— Это невежливо. Сидите, ради бога, и делайте вид, как и все, будто вам интересно. — Эйдлмен произнес это сквозь зубы и не сводя взгляда с трибуны.

Келсо продержался еще с полминуты.

— Скажите им, что я плохо себя почувствовал.

— Я не стану этого делать.

— Пропустите меня, Фрэнк. Меня сейчас вырвет.

— Господи...

Эйдлмен передвинул в сторону ноги и глубже сел в кресло. Келсо пригнулся в тщетной попытке стать незаметным и пошел по ряду, спотыкаясь о ноги коллег и пнув по дороге обтянутую черным шелком щиколотку мисс Велмы Бэрд.

— А-а, черт бы вас побрал, Келсо, — буркнула Велма. Профессор Аксенов поднял глаза от своих бумаг ипрекратил монотонное гудение. Келсо почувствовал усиленную динамиками гулкую тишину и то, как присутствующие, словно некий огромный зверь, повернулись в едином порыве и стали смотреть ему вслед. Казалось, этому не будет конца — во всяком случае, так продолжалось, пока он не добрался до выхода из зала. И только когда Келсо прошел под мраморным взглядом Ленина и очутился в пустынном коридоре, монотонное гудение возобновилось.