Эдвард Радзинский: Загадка Бомарше

Как рассказал потом Рамон, под паркетом они обнаружили искусно сделанный тайник. Оттуда извлекли некую рукопись в вишневой папке с названием «Пьеса» и несколько исписанных листов, озаглавленных: «Бегство в Варенн, точно записанное господином Бомарше по показаниям участников – шевалье де Мустье и герцога Шуазеля».

Рамон клялся, что собственными глазами видел имя Бомарше.

Но удивительные события в комнате покойного маркиза продолжались.

Вслед за людьми в черном, унесшими его бумаги, в Шарантоне появились новые люди – тоже в черном и предъявившие точно такие же документы сотрудников полиции. После долгих разбирательств выяснилось, что первые, изъявшие рукопись и листки, были самозванцами.

В декабре 1820 года, через шесть лет после смерти маркиза де Сада, в далеком Триесте умирал Фуше.

Шесть лет назад Фуше совершил свое последнее предательство. Предавший Бога, Робеспьера, якобинцев, Директорию, он сумел наконец предать и Наполеона. Император был отправлен на остров Святой Елены.

Но в первый раз Фуше проиграл – вернувшийся король отправил его в изгнание.

Как изменился Фуше за эти несколько лет ссылки… Бывший богоборец и осквернитель святынь теперь исправно посещал мессу в городском соборе и в мучительном бездействии ждал смерти.

И дождался… Он тяжко заболел. И хотя врачи уверяли его, что он выкарабкается, Фуше только усмехался. Ему было скучно жить.

18 декабря 1820 года он велел слуге принести деревянную лестницу из библиотеки и разжечь камин.

Он плохо переносил холод и зябко кутался, сидя перед камином.

Слуга ушел. Фуше позвал сына и попросил его открыть потайной ящик высоко в стене. Стоя на маленькой лестнице, сын сбрасывал вниз бесконечные бумаги. Это был бумажный дождь – весь пол был устлан листами.

А потом Фуше деловито начал бросать бумаги в камин, иногда со смешком объявляя имена авторов:

– Жозефина… Сийес… Баррас… Дантон…

Эпоха отправлялась в огонь. Горела великая империя, которую он создавал долгие годы. Доносы, которые писали для него столь многие, разоблачения, которых, дрожа, ждали современники, – все становилось пеплом. Перед смертью Фуше захотел покоя, тишины.

Последней в камин полетела рукопись в вишневой папке. И сын явственно услышал:

– Прощайте, лейтенант… Занавес! И раздался щелкающий смешок.

Всемогущий циник перед смертью стал сентиментален.

26 декабря 1820 года Жозеф Фуше, носивший титул герцога Отрантского, умер в Триесте.

Комедия закончилась.

1834 год.

В тот день Шатобриан вернулся домой поздно. Шестнадцать лет назад была продана Волчья долина. Шестнадцать лет прошло… Кем он только не был за это время: министром, послом, пэром Франции… Где только не жил: в Берлине, Лондоне, Риме… И вот все в прошлом… Четыре года назад он ушел из политической жизни. Все вернул: и титул пэра, и пенсию. И вот опять жил в Париже.

Он прошел в кабинет, сел за стол. Последнее время он все чаще сидел за столом и ничего не писал. Просто сидел…

Вчера умер Лафайет… Его хоронили на кладбище Пикпюс, где были похоронены убиенные революцией, так успешно начатой Лафайетом. На заседании Палаты после торжественного объявления о его смерти в зале раздался… смех! Когда-то в «Монитере» после заметки о казни Людовика Шестнадцатого шло объявление: «Амбруаз. Комическая опера». А три строчки о смерти Наполеона… Человечество!

Впрочем, мир, который он и Лафайет видели из колыбели, давно исчез.

Все меньше становится нас – собеседников великих людей и свидетелей великих событий. Последние обломки Галантного века…

Вечер. Солнце заходило за шпиц Собора Инвалидов… И где-то в волнах Млечного Пути, в океане солнечных вод, в расплавленном металле света – сырца будущих миров – плыла наша планета… Как мал человек на этом мельчайшем атоме, как жалок срок его жизни… «Краткодневен век его и пресыщен печалями… Как цветок, он выходит и опадает, убегает, как тень, и не останавливается…»

Можно было писать «Послесловие».

Он открыл нижний ящик стола, где лежали дневник Ферзена и та рукопись.

И сразу понял: она рылась в его бумагах…

И тогда он услышал ее шаги. Селеста вошла (ворвалась!) в комнату. Она не умела быть сдержанной. Гнев, гнев…

Он не обернулся.

– Какая гадость, – зашептала она прямо от двери. – Мало того, что ты не любишь меня… ты не любишь и себя… И поверь, в отличие от тебя, Бомарше любил своих родственников. Но забавно – ты о них даже не вспомнил… даже не упомянул! В этом весь ты! А у него были жена, дочь, сестра… и он любил их! И никогда Бомарше не ушел бы сам из жизни… хотя бы ради них!.. Но автор бессердечен! Ты готов выставить на позор и его, и меня, и даже себя!