Георг Эберс - Серапис

– Уж не угодили ли вы в христианскую западню? – недоверчиво спросил Карнис. – Этот город вам малоизвестен; здесь существует закон...

– Успокойся, отец! Роскошное жилище, куда нас ввели, принадлежит известному во всей Александрии богачу Порфирию, ведущему обширную торговлю. Пригласившая к себе мою мать девушка оказалась дочерью хозяина, красавицей Горго. Все это и еще многое другое мы узнали про своих новых покровителей, пока были у них. Там во всех залах и галереях расставлены статуи богов, а в той комнате, где мы сидели, жертвенный камень перед изображением Исиды был только что полит благовониями. Философ спросил нас, между прочим, знаем ли мы, что Феодосий [5]издал новый закон, запрещающий девушкам петь и играть на флейте перед публикой.

– А Агния слышала это? – спросил Карнис, понижая голос.

– Она была с Дадой в саду, куда выходила комната. Мать, впрочем, сказала, что эта девушка христианка, но выказывает большую покорность, и так как она находится у нас в услужении, то обязана петь все, что ее заставят. Тогда философ воскликнул, обращаясь к прекрасной Горго: «Вот настоящая находка!» После этого они принялись шептаться между собой, позвали девушек из сада и заставили их петь.

– Хорошо ли они выдержали испытание? – спросил старик, явно оживляясь.

– Дада заливалась, точно жаворонок, – отвечал Орфей, – тогда как Агния... Но я, право, затрудняюсь сказать что-нибудь о ее пении... Ты сам знаешь манеру этой странной девушки. Ее голос звучал превосходно, в нем чувствовалась глубина страсти и скрытая сила, но Агния всегда старалась петь как можно равнодушнее. Ей нельзя пожаловаться на жизнь у нас, а между тем каждая песня получает в ее исполнении печальный и скорбный оттенок. Тебе никак не удалось ее отучить от этого. Вообще она понравилась всем больше, чем Дада. Я заметил, что Горго и философ не спускали с нее глаз и опять долго перешептывались. Наконец, молодая девушка подошла к нам, похвалила наших певиц и спросила, можем ли мы разучить новую песню. Я сказал, что мой отец замечательный артист и в состоянии исполнить самую трудную вещь, услышав ее один раз.

– Самую трудную? Гм! Все будет зависеть от успеха, – пробормотал старик. – Горго сообщила вам название песни?

– Нет. Но это похоже на плач по усопшему. Она сама исполнила песню в нашем присутствии.

– Как! Дочь богатого Порфирия пела перед вами? – со смехом воскликнул Карнис. – Клянусь собакой: все на свете начинает идти навыворот! С тех пор как певицам запрещено публично петь перед знатными господами, искусство пошло в ином направлении. Оно не хочет оставаться заброшенным. В недалеком будущем слушателю станут платить за внимание, а певец будет покупать себе право терзать его слух. Нашим несчастным ушам придется, я думаю, совсем скверно!

Орфей, улыбаясь, отрицательно покачал головой, снова отбросил свой нож и с жаром возразил:

– Ты сам бы заслушался пением Горго и отдал последнюю монету, только бы она спела еще что-нибудь.

– Как же! – проворчал старик. – Здесь тоже немало настоящих артистов. Так ты говоришь, что девушка исполнила плачевную песнь по умершему?

– Да, что-то в таком роде. Какое глубокое отчаяние и сила любви звучали в этой страстной жалобе! «О возвратись, возвратись обратно в дом твой!» – повторялось там несколько раз. Потом в другом месте пелось: «О если бы каждая моя слеза могла говорить понятным языком и присоединиться к моей мольбе, чтобы призывать тебя назад!» Как превосходно пропела она эти слова, отец! Мне кажется, что я никогда в жизни не слышал ничего подобного. Спроси матушку. Даже у Дады на глаза навернулись слезы.

– Да, это вышло чудесно, – подтвердила матрона. – Я все время сожалела, что тебя не было с нами.

Карнис встал с места и принялся с волнением прохаживаться по комнате, размахивая руками и говоря сам себе:

– Так вот что оказывается! Любимица муз! Большая лютня, к счастью, у нас уцелела. Отлично, отлично! Стоит надеть мою хламиду [6]и уйти прочь отсюда, из этой отвратительной ямы! Если бы девушки не спали... но завтра Агнии надо встать как можно раньше... Расскажите мне, какова собой Горго? Высока, красива?

Герза, с удовольствием следившая глазами за своим радостно взволнованным мужем, с живостью отвечала на его вопрос:

– Горго нисколько не походит ни на Геру, ни на музу! Она небольшого роста, хорошо сложена, но не особенно легка. У нее черные глаза, длинные ресницы, темные, сросшиеся брови. Я не могу назвать ее красавицей, как наш Орфей.