Де ля Хавр почувствовал пробуждающуюся в его душе щемящую тоску, его влекло к крутым скалам, похожим на высеченные из камня бастионы крепости. Созерцая уходящие в небо хребты, он подумал, что восхождение на крутые склоны — это то же, что страстная борьба человека в поисках истины — в ней он достигает высшего предела своих способностей.
Холмы у подножья ближайшего хребта были на сотни миль покрыты дикими непроходимыми лесами северного Ассама, там кишели москиты, светляки, ящерицы, пиявки и множество зловредных тварей, представлявших смертельную угрозу человеческому существованию.
Внизу заросли редели, и по каменистым россыпям расстилались на десятки миль невысокие кустарники и рощи из обомшелого бамбука. За ними виднелась чайная плантация, доходившая до холма, где возвышалось, как горный замок, бунгало заведующего; впрочем, замок этот был выстроен из дерева и сильно смахивал на павильон Ипсомского ипподрома; но сходство этим и ограничивалось, так как вместо открытого пространства земли и неба, простиравшегося перед главной трибуной в Ипсоме, вокруг бунгало теснились ели и высокие живые изгороди, посаженные для того, чтобы укрыть от постороннего взора теннисную площадку и небольшую лужайку для гольфа.
Неподалеку, венчая высокий холм, торчало бунгало Рэджи, заместителя заведующего. Де ля Хавр благодарил бога, что жил вдали от Рэджи, за двумя холмами; его собственный домик стоял на каменистой площадке позади больницы, как бы повиснув над дорогой и мостом через бурлящую стремнину речки. Оттуда открывался вид на плантации, раскинувшиеся на целые мили вокруг.
Поселок кули, вытянувший вдоль берега речки ряды своих домиков, с затопленными участками рисовых полей возле каждого из них, приютился почти на самом дне долины; на пологих склонах вокруг нее находились владения пяти плантаций с их двадцатью тысячами акров земли и одиннадцатью тысячами рабочих.
К югу от деревушки кули находился тот очаг, откуда каждый год регулярно распространялась эпидемия холеры. Страх перед этой болезнью отпугивал кули от нижних плантаций, и вербовать рабочих в районе равнин стало труднее. Де ля Хавр знал, что он вырвал бы с корнем это зло, если б только ему развязали руки. Но разве здесь кто-нибудь волен поступать так, как находит нужным? Хоть работай как вол — не будет абсолютно никакого толку! Между тем его план так прост! Все дело в питьевой воде — она главный источник, из которого распространяются заболевания. Не принимать никаких мер просто преступление. На всех плантациях воду берут из колодцев; исключение составляют плантация Мэкра, на которой есть родники, да еще их плантация, где вода подается насосами из речки; но и это никуда не годится. Лучше всего было бы подвести воду с гор по трубам и сделать на каждой плантации центральный резервуар, из которого брали бы воду в отдельные дома. Это обойдется в сотню, другую тысяч рупий, но расход всегда оправдается… Может быть, правление все-таки согласится, подумал он, ускоряя шаги.
Он подходил к бунгало Крофт-Кука, как раз когда старый слуга Илахи Бакс, весь в белом, легкими шагами пересек веранду и, мягко согнув свой гибкий стан, перетянутый широким красным кушаком, ударил в гонг, сзывая всех к чаю.
— Сахиб уже встал? — спросил де ля Хавр, поднявшись по широким деревянным ступеням на крыльцо с маркизой и бросив свой белый шлем на стоящий у входа на веранду столик для шляп.
— Еще не встал, хузур, — ответил Илахи Бакс, заискивающе улыбаясь, так что стали видны его желтые испорченные зубы. — Чай подан, — добавил он.
— Это вы, доктор? — Из гостиной быстрыми шагами вышла высокая, дородная миссис Крофт-Кук. — Прошу садиться, муж сейчас выйдет, он принимает ванну, — и она протянула маленькую вялую руку, которую де ля Хавр поспешил пожать, чтобы покончить с всегда смущавшими его официальными приветствиями.
За небольшими пальмами, расставленными вдоль стен, были видны развешанные шкуры медведей, оленьи рога и другие охотничьи трофеи, — они всякий раз напоминали ему музей естествознания в Южном Кенсингтоне, хотя вся веранда с ее сервантом времен королевы Виктории, портретом королевской семьи, роялем, позолоченными стульями в стиле королевы Анны, люстрой в стиле Людовика XIV и пропастью безделушек больше походила на антикварную лавку, вроде той, которая находилась против универмага Хоррода в Лондоне.
— Как вы все поживаете? — спросил он, все еще чувствуя себя не в своей тарелке.
Читать дальше