— Я попрошу жену Нараина, чтобы она присмотрела, — предложила Саджани.
— Незачем, — сказал Гангу, — лучше возьми с собой все деньги, они нам пригодятся, а украсть здесь больше нечего. Сколько у нас там?
Саджани приподняла щипцами кирпич в углу комнаты и вынула спрятанные под ним монеты.
— Семь рупий и несколько анна, — с трудом сосчитала она.
— Пять рупий осталось от денег, которые Бута дал нам на дорогу перед отъездом из деревни, — бормотал себе под нос Гангу. — Неужели мы заработали всего две рупии с тех пор, как сюда приехали?
— Я кое-что покупала в лавке у сетха Кану Мала, — сказала Саджани. — Не думай, что я утаила от тебя хотя бы один грош. Ведь немало денег пошло на питание.
Но Гангу и не думал обвинять жену в утайке денег. Мрачные мысли не давали ему покоя уже много дней: обещания Буты о большом заработке, бесплатном участке земли, о возможности откладывать часть денег, чтобы встать на ноги, когда кончится срок договора, — все оказалось обманом. Если не считать полученного аванса (а Гангу уже убедился, что это была просто подачка, — Бута сунул им эти деньги, чтобы они скорее согласились), сколько же получила вся семья почти за целую неделю работы? Меньше восьми анна в день на всех: три анна ему, по два анна жене и дочери и три пайсы мальчику. Даже у себя в деревне, когда у него отняли землю, он один зарабатывал по восемь анна на поденщине у помещика! А когда сахиб управляющий вручал Гангу подписанный договор, то сказал, что лишней земли сейчас нет. Гангу предпочел бы получать меньше, лишь бы ему дали землю и у него были свой рис и овощи.
— Ты же знаешь, они удержали за два дня с Будху. Мистри у весов сказал, что мальчик обрывал листья не так, как надо, — вставила Саджани, чутьем угадывая его мысли.
— Разве мы теперь можем купить ему шерстяной мячик? — сказал Гангу. — Пусть уж лучше остается дома.
— Я хочу мячик, мне нужен мячик, — упрямо твердил Будху, уже готовый заплакать.
— Ну ладно, не реви, — уступил Гангу. — Тебе восемь лет, ты уже большой, стыдно плакать из-за всякого пустяка. Пошли!
И он вышел из дома, ведя за руку мальчика; Саджани и Леила пошли следом за ними.
— Где мы сейчас живем, отец? Как называется это место? — спросил Будху.
— Ассам, сынок, — ответил Гангу. — Говорят, что к северу отсюда — Тибет, к востоку — Китай, на юге — Бирма, а к западу — Бенгалия.
— А зачем мы сюда приехали? — продолжал приставать к отцу любопытный мальчик.
— Заработать себе на жизнь, сынок.
Гангу машинально отвечал ребенку, почти не слушая его болтовни. Мысли его блуждали далеко: его обуревали сомнения и страхи. Он глядел на темную зелень аккуратных посадок; плантации тянулись по холмам вдоль дороги миля за милей; его изумлял гений людей, превративших в поля эту неблагодарную землю. Он видел на днях, как сахиб инженер вел трактор по голому, необработанному участку земли, и Гангу был совершенно очарован красотой этой чудесной машины. Но впечатление испортил заместитель управляющего, который с видом победителя расхаживал и распоряжался рабочими, размахивая хлыстом. «Ему, наверно, наплевать, какого мы о нем мнения, — с грустью подумал Гангу, пытаясь разобраться в сумбурных впечатлениях последних дней. — Неужели в стране, откуда он приехал, много таких чудес, как эта машина, и таких людей, как этот сахиб? Неужели все сахибы, которым принадлежит эта земля, нанимают себе работников, пуская в ход наглую ложь? Неужели они считают обман добродетелью и дают лучшие места заведомо дурным людям? Неужели всякий нахальный плут, вроде Буты, может пробить себе здесь дорогу и сделаться сардаром? Неужели сахибы потакают мошенникам? Неужели все хорошие люди здесь погибают, а дурные благополучно живут?» Тут до его слуха донесся мерный шум потока, и Гангу увидал на мосту группу отдыхающих кули. К северу от моста виднелась долина. Как ему говорили, отсюда шла тропинка к деревне.
— Смотри, мама, сколько народу идет на базар, — сказала Леила, поравнявшись с Саджани. Ее волновала мысль, что она идет вместе с этой толпой мужчин и женщин, которые вереницей тянулись по тропинке к деревне, как будто на ярмарку. Но она еще не вполне освоилась с разноплеменными людьми, среди которых они поселились; среди них были и черные, как сажа, с приплюснутым носом, и желтолицые с выдававшимися скулами и узкими глазами; у некоторых был огромный, похожий на жареную пышку, нос и некрасивое перекошенное лицо, изуродованное язвами, похожее на гнилую дыню; правильные черты лица были у очень немногих. Девушка старалась держаться поближе к матери, когда они поравнялись с группой кули, сидевших под исполинским деревом на восточном краю поселка. Но как только они смешались с толпой, шедшей по колеям разбитой буйволами и повозками дороги, Леила уже не испытывала смущения. Дорога извивалась по дну долины, между двумя параллельными грядами невысоких холмов.
Читать дальше