Вячеслав Шишков - Странники

Филька стоял столбом, с широко открытыми глазами. Младенец ревел как под кипятком. Дизинтёр растерялся.

Вошедший взволнованный Амелька скомандовал хриплым, упавшим голосом:

— Дизинтёр!.. Покойника выносить… Спирька Полторы-ноги глаза закрыл.

Дизинтёр истово три раза перекрестился и разинул рот.

Обхватив голову сухими детскими руками, ползла по песку к кровати, истерически ойкала Майский Цветок.

— Это что? — подхватил ее Амелька.

— Дунька Таракан, — вздрагивая всем телом, ответил оробевший от дикой сцены Дизинтёр.

Он задержался с ребенком; поэтому покойника вытаскивала из-под баржи не любившая мертвецов шпана. Спирьку волокли за ноги, как иструхшее бревно, как падаль, сплевывая и ругаясь. Все барахло его, скомкав, кинули в костер.

Филька, смятенный, стоял в сторонке и шептал:

— Поди тоже мать была… Кто-то с маху ударил его по шее.

Вечер выдался самый неспокойный. Беспризорники не на шутку встревожились кончиной Спирьки.

Еще так недавно хромоногий Спирька култыхал среди них на костыле; весь какой-то исковерканный, несчастный, он всем старался услужить, а за обиду, как бы ни была она горька, всегда платил добром.

Пришел вожак Амелька.

— Где покойник? Куда дели? — вскинул он голову и, засопев, стал набивать трубку. — Ну?

Густо сидевшие возле костра в своих лохмотьях беспризорники, похожие на выводок встрепанных большущих птиц, растерянно молчали.

— Ну?! — повторил Амелька. — Несите его сюда!

Тогда, словно по команде, поднялись трое: маленький горбатый Пашка Верблюд, Степка Стукни-в-лоб и Филька Поводырь. Они быстро скрылись в темноте.

Широкоплечий сухой Амелька был, как всегда, в рваном, без спины, с одними фалдами и рукавами архалуке, на голове монашеская скуфейка. Болезненное отечное лицо его угрюмо, взбудоражено; маленькие, исподлобья, недружелюбные глазки сегодня строги по-особому.

— Как хоронить его: по-православному или по-граждански? — спросил Амелька Схимник.

— По-граждански, по-граждански! — ответила сотня голосов.

Амелька такой ответ предвидел: он прекрасно знал безбожное настроение ребят. Но чтоб не прослыть насильником над волей подчинившихся ему товарищей, он всегда считался с их свободным мнением.

— Значит, по-граждански, что ли? — дипломатично переспросил он. — Кто против, подними лапу!

Гражданская форма похорон была принята единогласно. Так начался митинг.

Под конец с большими спорами и бранью разбирался скандальный поступок Дуньки Таракана.

Ее силой приволокли на митинг. Были настойчивые предложения — навсегда изгнать ее.

— Дрянь ты, паршивая ты, — выговаривал ей Амелька. — Ежели не будешь нам товарищем, катись отсель колбаской… За что ты избила Майский Цветок?

Призывающий к тишине, прозвенел звонок. Сразу все смолкло. Говорили шепотом, ходили на цыпочках, стараясь особо подчеркнуть свое отношение к обиженной сегодня матери — Майскому Цветку — с ее ребенком, а также отдать братский долг покойному Спирьке Полторы-ноги.

Маленький мертвец лежал возле приподнятого борта баржи, на лугу. Дизинтёр, Филька, Пашка Верблюд и Степка Стукни-в-лоб соорудили из досок невысокий стол и накрыли покойника черной хламидой. Девчонки украсили ложе бумажными цветами, увядшей травой и венками из поблекших веток ивы.

В головах мертвеца воткнут в песок его собственный костыль; к ручке костыля прикреплен зажженный небольшой фонарик.

Спирька Полторы-ноги безмолвен. Он непробудно спал последним надземным сном. Свет фонаря мутно красил его заострившееся костяное лицо в желто-грязный с блеском цвет. Темные тонкие брови высоко приподняты, волосы стараниями Дизинтёра смазаны маслом и гладко причесаны, детский невинный рот полуоткрыт, словно мертвец еще раз силится крикнуть: «К мамыньке хочу — веди домой!» Но теперь никто не отведет его домой: возле — пусто, все разбрелись спать. Лишь Шарик, свернувшийся на сене в ногах его, вздыхает и безразлично посматривает на умирающий костер.

Все тихо. Кое-кто успел заснуть. Утром надо подняться рано, чтоб копать могилу.

Инженер Вошкин, как всегда, сидел с фонариком на крыше возле мачты, слушал передачу. Он снял форменный картуз, запустил руку под тряпку, что-то вытащил из грязных волос и тщательно стал рассматривать у фонаря.

— Что? Вошь? — простодушно спросил залезший на крышу Филька.

Изобретатель свысока взглянул на него и ответил: