Джеральдина Брукс - Год испытаний

— Почему болезнь пощадила старика, который уже устал от жизни, и забрала молодых?

Я ласково похлопала его по руке и пожала плечами, не в силах ответить на этот вопрос.

По пути назад мы стали обсуждать с Элинор эту тему: почему одни люди погибают от чумы, а другие — нет. Те немногие, кто переселился подальше от всех в пещеры и хижины, конечно, убереглись от заразы. Но все же оставалось загадкой, почему некоторые, несмотря на то что жили под одной крышей с больными, вместе питались, вместе спали, при этом остались здоровы. Я вспоминала слова мистера Стенли: нам только кажется, что это случайно, на самом же деле все в руке Божьей.

— Да, знаю, — ответила Элинор. — Мистер Стенли верит, что Бог подвергает страданиям тех, кого он от них избавит на небесах. Я не могу с этим согласиться.

Мы замолчали, и я шла, наблюдая за ленивым полетом пустельги и слушая редкие крики коростеля, пытаясь выбросить из головы все мысли о болезни. Когда Элинор кашлянула, я подумала, что это коростель. Но спустя несколько минут она закашлялась снова. Она остановилась, чтобы справиться с приступом кашля, сотрясавшим все ее тело, и прижала к губам кружевной платок. Я обняла ее за плечи. Но когда приступ прошел, она весело оттолкнула меня и сказала:

— Перестань, Анна! Что ты меня хоронишь из-за какого-то кашля!

Я потрогала ее лоб, но так как вечер был теплым, да к тому же мы немало прошли быстрым шагом, я не могла определить, есть ли у нее жар.

— Посидите здесь, — сказала я, показывая на камень под рябиной, — я сбегаю за мистером Момпелльоном.

— Анна! — возмутилась она. — Никуда ты не побежишь! Наверное, я простудилась. Если бы я действительно была серьезно больна, ты бы первая об этом узнала. А пока нечего пугать мистера Момпелльона.

Она пошла вперед быстрым шагом. Я догнала ее и взяла за руку. Мы шли, а слезы так и капали у меня из глаз.

Элинор остановилась и посмотрела на меня с улыбкой. Она подняла руку с зажатым в ней платком и хотела было вытереть мои слезы, но передумала и, скомкав платок, засунула его поглубже в сумку.

Тут уж сомнений не оставалось, и, стоя посреди поля, я разрыдалась.

Жар у Элинор все усиливался, и мы с мистером Момпелльоном пытались как-то ей помочь, как помогали многим. Я сидела у ее кровати так долго, насколько позволяли приличия. Конечно, я понимала, что в последние часы она хочет остаться со своим Майклом, и старалась избавить его от части его обязанностей. Но были вещи, которые я не могла за него делать, и время от времени он уходил, чтобы исполнить свой долг перед умирающими. И я оставалась одна с моей Элинор.

Я, простая служанка, даже и мечтать не могла о том, что моя госпожа станет для меня таким близким человеком. Она стала моим первым учителем, и благодаря ей я познала грамоту и многое другое. Когда мы готовили снадобья, я забывала, что она моя хозяйка, и иногда даже подсказывала ей название трав. Я всем сердцем чувствовала, что она мой друг и что я люблю ее.

Каждый раз, когда Майкл Момпелльон заходил посидеть с ней, я неохотно покидала комнату, признавая, что у него на это больше прав. Я выходила, но оставалась за дверью, чтобы быть как можно ближе к ней. Как-то раз мистер Момпелльон обнаружил меня там и ясно дал мне понять, что я не должна так больше делать, что я должна ждать, когда он меня вызовет.

Но даже его приказ на меня не подействовал, я просто не могла надолго оставлять ее. На следующий вечер, когда я, положив ей на лоб холодную примочку, сидела у ее постели, она, казалось, прочитала мои мысли, вздохнула и слабо улыбнулась.

— Как приятно! — прошептала она и накрыла мою руку ладонью. — Мне очень повезло, что меня так любят… что у меня такой муж, как Майкл, и такая прекрасная подруга, как ты, Анна. Знаешь ли ты сама, как ты изменилась? Может быть, это единственное, что было хорошего в этом ужасном году. Когда ты только пришла ко мне, в тебе уже была эта искра. Ты вся была как трепещущий на ветру язычок пламени. Мне оставалось только не дать ему потухнуть. И как ты теперь сияешь!

Она закрыла глаза, и я подумала, что она заснула. Но когда я поднялась, она продолжила, не открывая глаз:

— Анна, я надеюсь, ты сможешь стать другом мистеру Момпелльону… Моему Майклу понадобится друг.

Рыдания, сжавшие горло, не позволили мне ответить. На этот раз она действительно заснула.

Я отсутствовала не больше десяти минут, но, когда вернулась, мне стало ясно, что ей стало хуже, ее лицо еще больше раскраснелось. Я положила мокрое полотенце ей на лоб, но она заметалась, пытаясь его отбросить. Затем начала говорить каким-то странным, тонким голосом. Я поняла, что она бредит.