Фаддей Булгарин - Димитрий Самозванец

"При ночном допросе русского изменника Пыхачева он признался царевичу Димитрию, что был научен Годуновым клеветать на своего законного государя. Царевич, тронутый его раскаянием, снял с него цепи и дал свободу. Но подкупленный убийца, слуга Годунова, не мог верить великодушию и быть признательным за милость. Он бросился на царевича, вырвал у него кинжал и уже готов был пронзить его сердце – Господь спас его вторично. Царевич обезоружил злодея и лишил его жизни. Так Господь Бог карает изменников и предателей!"

– Возьми эту бумагу и завтра поутру прибей к стене замка возле дверей, ведущих в подземелье, чтоб все могли читать ее. Русский изменник хотел убить меня в темнице. Защищаясь, я убил его. Сейчас вынесите тело его и похороните во рву. Вот тебе золото, раздай его своей дружине. – Воин поклонился и вышел. Лжедимитрий, не раздеваясь, завернулся в плащ и бросился на постелю.

Утром пришел к Лжедимитрию иезуит патер Савицкий, друг Мнишеха, который нарочно прибыл из Львова в Самбор, чтоб действовать в пользу питомца своего ордена.

– Почтенный отец! – сказал Лжедимитрий. – Ты, верно, уже слышал о смерти Пыхачева. Скажи, что мне должно было делать с этим ожесточенным, непреклонным гордецом? Он хотел моей погибели, но не имел к тому силы; я был сильнее – и погубил его. Это силлогизм, не правда ли, почтенный патер?

– Без сомнения, – отвечал патер. – Что сделано, то доказано.

– Пожалуйте же, успокойте моих нежных приятелей, Меховецкого и Яна Бучинского. Они еще неопытны в делах и не привыкли к сильным средствам, – сказал Лжедимитрий.

– Я уже переговорил с ними, – отвечал иезуит.

– Что же они говорят?

– Молчат и пожимают плечами, – сказал иезуит. – Это романические головы: им понравилась твердость Пыхачева. Они сожалеют о нем.

– Дети! – сказал Лжедимитрий. – Но говорил ли Меховецкий с воеводою о моем намерении жениться на Марине?

– Говорил, и воевода в восхищении. Супруга его уже надулась, как пава, а у панны Марины закружилась голова от царского титула, – отвечал иезуит. – Но вот идет сам воевода! Мне надобно скрыться, чтоб он не подумал, что я в согласии с вами…

Иезуит вышел в другие двери, а воевода Мнишех с Меховецким вошли в комнату.

– Царевич! – сказал воевода. – Я за честь себе поставляю войти с вами в родственные связи. Род мой хотя и не владетельный, однако ж не посрамит вашего. Дед ваш, Василий Иоаннович, женат был на родственнице нашей, Елене Глинской; следовательно, внук не унизит себя сим браком…

– Перестаньте считаться предками и союзами! – сказал Лжедимитрий, взял воеводу за руку. – Сядьте, и мы поговорим о деле. Садись, Меховецкий. Послушайте, воевода! Муж возвышает жену, а не жена мужа. Ваша дочь знатного происхождения – ни слова! Но если б она была и простая поселянка, то одно прикосновение короны превознесет ее превыше всех родов шляхетских и сравняет с державными. Это дело, решенное не нами. Я женюсь на панне Марине, как скоро воссяду на престоле предков моих, и это обещание подтвержу клятвою и записью. С этой поры судьба вашего рода соединяется с моею участью неразрывными узами, и вы должны употребить все средства к скорому окончанию моего предприятия.

– Я жертвую всем: доверием, которым пользуюсь при дворе и в народе, сокровищами, недвижимым имением – только б король признал вас и позволил воевать с Россиею, – сказал воевода.

– Не заботьтесь о короле, – примолвил Лжедимитрий. – Думайте более о себе. Я вам обещаю возвратить вдвое суммы, которые вы употребите в мою пользу, и сверх того дарю вам в вечное и потомственное владение княжество Северское с титулом удельного князя!

– Государь! – воскликнул восхищенный Мнишех.

– Мало этого, – продолжал Лжедимитрий, – Смоленское княжество разделяю пополам: одну половину дарю королю Сигизмунду, а другую с городом – вам, любезному моему тестю, и на первое обзаведение обещаю миллион злотых польских. Господин канцлер, составьте дарственную запись (15).

– Подниму целую Польшу, паду к ногам короля, соберу войско! – воскликнул Мнишех в восторге. – Но прошу вас, чтоб Северское княжество приняло герб моего рода…

– Как вам угодно, – примолвил Лжедимитрий с улыбкою.

– Чтоб я был независим от России и от Польши, – продолжал знаменитый гражданин республики, – чтоб мог держать свое войско, носить княжескую корону, иметь престол, быть неограниченным самовластителем; чтоб я имел право высылать послов, – сказал Мнишех.