Олег Широкий: Полет на спине дракона

Сражение не состоялось, ибо Гуюк неожиданно скончался. По одной из версий, помогли ему в этом люди Бату.

На престол Коренной империи был возведён друг Батыя Мунке-хан, что стало первым шагом к освобождению Золотой Орды (то есть западных земель — Волги и Руси) от власти монголов. После смерти Батыя его наследник Берке завершил дело, когда перестал посылать дань в имперскую столицу Каракорум.

И ещё один важнейший аспект — религиозный. Всех, кто считает, что я умышленно очерняю православную церковь тех лет, отправляю к подробным исследованиям дореволюционных историков Н. Костомарова и В. Голубинского. Никак не желая оскорбить чувства верующих, спешу напомнить, что церковь была современником тех диковатых нравов и не могла их не разделять.

Прочитав много научной и художественной литературы на заданную тему, я нигде не встретил адекватного анализа той важнейшей роли, которую играла христианская церковь несторианского [6] Несториане — христианская секта, основанная в V веке в Сирии патриархом Несторием, от имени которого и получила название. Несторий был низложен на Вселенском соборе в 431 г., а проповедуемое им учение о человеческом естестве Христа объявлено ересью. толка. А ведь огромное количество кочевников, составляющих монгольское войско, были несторианами. Кроме того, борьба противников и последователей канцлера Юлюя Чуцая упоминается везде как незначительный эпизод. А это всё равно что анализировать события Второй мировой войны и не упоминать фашизма и сталинизма.

Во всех упомянутых коллизиях Батый, достигший зрелости, играл важную и неоднозначную роль. Не распутав этого узла и рассматривая проблему только с низкой колокольни «Батый - Русь — иго», мы так и будем путаться в неизбежных противоречиях.

Чтобы рассказать о несторианской религии тех лет, мне пришлось разыскивать информацию по крупицам — о ней очень мало сведений. Л.H. Гумилёв в великолепной работе «В поисках вымышленного царства» поведал об огромном вкладе несториан в формирование монгольского государства. Новейшие данные показали, что оно было ещё большим, чем он предполагал.

И ещё одно небольшое замечание. Я пишу слово «Чингис-хан» через дефис — это точнее. Поскольку «Чингис» — это титул, а «хан» — должность. Разные вещи.

Мой роман — попытка подняться над узконациональными воззрениями и хотя бы немного «распутать» те узлы, сведения о которых сохранились не в лучшем виде и к тому же искажены неизбежной тенденциозностью.

В начале XXI века полезно поразмышлять о тех давних событиях не в традиционном и наивном ключе: «добро — направо, зло — налево».

«Самое важное в моей жизни происходит теперь, когда я сижу в своей неподвижной столице, сижу на одном месте. Важное своей пугающей бесполезностью. Когда я пытаюсь взгромоздиться на коня — неуклюже как землепашец, — мои ноги кричат, мои мстительные ноги обрушивают на меня боль очень особого рода. Я прислушиваюсь к ней... Понять вкус боли — самое важное для правителя... тогда он сможет вовремя её причинить, именно ту, которую надо. Он также будет знать — от чего именно избавил человека, одарив его милостью.

Всю свою длинную жизнь я старался понять вкус боли, поэтому меня называют Саин-хан — «справедливый правитель».

Однако боль, которая изводит меня последние годы, совсем другого рода. Она из тех, вкус которых полезно постигать только лекарю, но никак не хану. Ведь даже я, всемогущий (как заблуждаются некоторые), никогда не смогу САМ причинить такое кому бы то ни было... при всём своём желании. Правителям не дано насылать и лечить болезни — здесь их власть кончается. Значит, мои страдания впервые напрасны, напрасны как гибель храбрецов, посланных в бой глупцом.

Горько и страшно сознавать, что я дожил до того возраста, когда боль перестаёт быть ИСПЫТАНИЕМ, когда она становится КАРОЙ.

Именно это называется старостью.

Многое тяжёлое — из того, что когда-либо причинил людям, — я испытал «на собственной душе» и на собственной шкуре. Никогда не умея рыдать, встречаясь с утратой... никогда не позорясь криком, встречаясь со страданием телесным... я не умел и забывать.