5
На то, чтобы составить этот текст, у меня ушло несколько дней. Я постоянно редактировал сам себя, вносил правки, пока не добился ясности и краткости изложения. При этом проявил свою научную позицию, отбросив в сторону любые идеологические наслоения.
Если в будущем мне представится возможность продолжить свои размышления, я, конечно же, это сделаю. Но сейчас обыденность заставляла отложить бумагу в сторону. Пришло срочное сообщение – пропал наш груз. Кто-то совершил нападение на машину и унёс всё, что там находилось. Для постороннего человека вещи, которые там перевозились, не представляли никакой ценности, особенно в военное время. Кому понадобится сейчас старое пианино, дряхлое кресло и набор шаров? Их и в пищу не употребишь, и в бой с ними не пойдёшь.
Полковник Карл Фридрих был вне себя от ярости. Как же так! Он ведь всё предусмотрел, учёл, просчитал. Хорошо, что хоть мы (я и полковник Шуберт) оказались вне подозрения. Но тот же доктор Эрих Вайсберг упрямо утверждал, что совершено всё по воле Провидения. Не желает оно, чтобы крымская рулетка покидала пределы Крыма. Второе происшествие подряд! Только слепой не видит здесь знаковой предопределённости. Многие с доктором соглашались. Даже полковник Шуберт стал сомневаться в правильности нашего решения отправить рулетку в Германию.
Я отмежевался от всех этих разговоров и не высказывал собственной точки зрения. Кому она сейчас интересна? К тому же у меня имелась собственная информация, которую никак нельзя было разглашать.
Пока шло следствие и предпринимались безуспешные попытки разыскать груз, я получил письмо от дяди Карла. Он сообщал, что стал часто болеть. И вообще теперь плохо переносит зиму и холод. Интересовался, не приеду ли я весной обрезать виноград. Я невольно улыбнулся. С какой бы радостью я сейчас помог своему престарелому родственнику!
В момент, когда я читал письмо, мимо меня проходил полковник Карл Фридрих. Видя мою блуждающую улыбку, ехидно поинтересовался, чему это я так радуюсь. Я честно ответил – речь идёт об обрезке нашего виноградника. «Соколиный глаз» аж вскипел от негодования. Все ищут пропавший груз, а я мечтаю о винограднике! Под «все» он понимал одного себя. Ибо кроме самого полковника, рулетку больше никто не искал.
А в конце дядиного письма была сделана приписка. Мол, ему передали на хранение мой Железный крест. И что он искренне рад за мои крымские успехи и награду. Я же подумал о другом. Крест мог быть передан лишь по инициативе генерала Краузера. И лишь при одном условии. Если его нельзя будет переправить мне в Крым. А последнее может случиться лишь при выполнении мною одного обязательства, при котором Железный крест может меня дискредитировать. Об этом я ещё скажу.
Но главное я понял. Начинается новый проект, в котором я должен сыграть важную роль. Все детали мы давно с генералом Краузером обговорили. Так что мне теперь надо действовать. Заточение в Коккозах подошло к концу. Но понял я и другое. Если начал реализовываться этот план, значит, проявилась ясность в отношении крымской рулетки. Ибо оба этих проекта связаны воедино. Один без другого существовать не может. И теперь мне, безусловно, становилось понятно, чьих рук дело, связанное с нападением на наш груз. Мой своевременный сигнал был принят, и по нему совершено соответствующее действие. А Провидение здесь ни при чём.
Следующий день начался с переполоха. Неожиданно налетела русская авиация и принялась нас нещадно бомбить. Конечно, метили они не в нас, а в большую группу войск вермахта, скопившуюся в эти дни в нашей долине. Очевидно, шла перегруппировка войск и русская разведка засекла это передвижение. Но досталось всем. Два человека из нашей группы были ранены, и их отправили в госпиталь.
И тут же пришло сообщение – убит полковник Карл Фридрих. Я видел, как он лежал на земле. Рядом с домом, в котором жил. В момент авианалёта полковник выбежал на улицу, чтобы спрятаться в подземном бункере. Но не успел. Врачи на его теле не нашли ни единого пулевого или осколочного ранения. Его убил камень, вывалившийся из верхней части дома в момент сотрясения земли, вызванного взрывом авиабомбы. Ещё одна нелепая смерть. Я здесь, в Крыму, и вообще в жизни столько нелепых смертей видел, что стал неисправимым фаталистом. Если тебе суждено умереть в какой-то определённый день и час, что бы ты ни делал, это обязательно случится. От смерти не убежишь. А лучше этого не делать вовсе.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу