Михаил Голденков - Тропою волка

— Какие у вас планы, пан Богуслав? — спросила Елена.

— Частей у нас много, но все они малочисленны, — отвечал Богуслав с видом, что делает большое одолжение, обсуждая с женщиной будущую тактику, — пока штурмовать город нет возможности. Будем ждать подкрепления.

— Ждать можно. Но пока ждем, можно и попугать московитов, — предложила Елена. Она рассказала, что однажды они до смерти напугали один карательный отрад, распалив множество костров — каждый партизан зажег по два-три костра. Каратели посчитали, что перед ними огромное войско, и спешно унесли ноги.

— Хорошая идея! — одобрил Слуцкий князь, глядя уже более уважительно на Елену.

— Это была идея Самуэля Кмитича. Он мне, кстати, рассказывал о вас много интересного.

— Невероятно! — удивился Богуслав и даже снял перед Беловой шляпу. — Вот такие particularia! [31] Обстоятельства (лат.) Значит, это у вас воевал наш отважный Самуэль! Как тесен, однако, мир!

— Вы давно виделись? — спросила Елена, внимательно взглянув на Богуслава. По взгляду Елены Слуцкий князь, искушенный в амурных делах, тут же сообразил, что между Кмитичем и этой командиршей отряда что-то явно было. Он усмехнулся:

— Да уж давнее, чем вы! В последний раз мы вместе осаждали Могилев зимой 55-го. Слышали? Он только что вместе с Жаромским разгромил Хованского.

— Я и не сомневалась в этом, — тихо промолвила Елена, опустив голову, и добавила уже более бодрым голосом:

— Ну, зажжем костры?

— В моем сердце вы его уже зажгли, милая панна, — улыбнулся, пошутив, Богуслав, но Елена не прореагировала на шутку никак.

И вот Богуслав велел своим драгунам и рейтарам выстроиться под виленской горой в одну линию и каждому распалить вечером по восемь костров. То же самое сделали и партизаны. Во мраке ночи поздней осени зрелище получилось впечатляющее: московиты не на шутку перепугались — «Пришел Богуслав Радивил, а с ним войско великое!» В гарнизоне Вильны началась настоящая паника, и лишь Мышецкий сохранял спокойствие и даже лютовал, наказывая паникеров плетьми до полусмерти.

— Война проиграна, — шептались стрельцы, — пусть Мышецкий с царем сами воюют, раз такие умные!

И вот к воеводе направилась целая делегация шумных стрельцов и пехотинцев.

— Сдавай город! — кричали московские ратники. — Подмоги нет! Хованский разбит! Город окружен десятками тысяч литовцев! Помирать нам всем тут суждено, коли будем сопротивляться литовским людям!

— А ну, разойтись! — горели гневом глаза Мышецкого. Больше он ничего не успел сказать. Крепкий кулак вписался воеводе между глаз так, что искры посыпались. Четверо смуглых молчаливых охранников Мышецкого тут же получили пули из пистолетов и удары бердышей. Стрельцы набросились на воеводу, стали бить руками и ногами.

— Осади! — кричал самый старший из них, сотник с длинной русой бородой. — Свяжем воеводу, братцы, да и Радивилу сдадим! Тоща нас всех помилуют и отпустят! Ну, или не казнят, уж точно!

Стрельцы одобрительно загудели, связали воеводу и вытолкали вон из дома. Намотав на длинную жердь белую скатерть, стрельцы поутру отправились в лагерь Богуслава. Тот милостиво принял делегацию. Князь удивленно приподнял бровь, увидев странную картину: толпа взволнованных стрельцов толкает перед собой связанного человека с разбитыми носом и губами.

— Кто это? — спросил Богуслав, приподнимая двумя пальцами с глаз шляпу с пышными черными перьями.

Стрельцы все объяснили и попросили:

— За добровольную сдачу города пощади нас, господин пан Радивил. Не казни, отпусти восвояси. Мы не желаем воевать с вами. Это, вон, Мышецкий уж зело желал. Пусть теперь воюет!

Богуслав был обрадован. Он рассчитывал этим партизанским трюком с кострами привести врага в смятение, вызвать дезертирство, но чтобы вот так… Богуслав даже не ожидал такого успеха.

— Всем дарую жизнь и отпускаю до дому, но без оружия, — сказал обрадованным стрельцам Слуцкий князь и перекрестился, не веря сам в такую неожиданную викторию… Вильна свободна! Так 4 декабря 1661 года истерзанная войной столица с ее обугленными мостовыми и стенами домов, с пробитыми пулями флюгерами вновь вернулась в лоно Великого княжества Литовского, Русского и Жмайтского. Впервые за шесть лет в город въехали солдаты Его королевского величества и великого князя Речи Посполитой. Войско Богуслава, марширующее по мощеным улицам под звуки флейты и барабана, под развевающейся фамильной хоругвью Радзивиллов, встретило безмолвие улиц и черные глазницы опаленных пламенем домов. Радзивилл удивленно крутил головой в высокой шляпе с пером: он явно ожидал не такого приема.