Михаил Голденков - Схватка

Кмитич развернулся и пошел обратно. Что хотел, он услышал.

Хованский чувствовал некий непонятный стыд и недоговоренность. Ждал он этой встречи с Кмитичем, сам вызвал его, а все что хотел спросить и сказать так и не высказал. «Боже! Я уподобился полковнику Чернову, бесследно сгинувшему, — думал в сердцах Хованский, — зачем я понес эту чушь про дьявола и ворожбу, про личную месть? Зачем!? Зачем признался, что армии сейчас у меня нет? Ведь это все равно, что вызвать на дуэль и сказать, что пока нет ни сабли, ни пистолета… Зачем сорвался и начал кричать? Не так надо было, не так. Ведь я вовсе не ненавижу Кмитича. Чем-то он на меня похож, чем-то интересен. Разве так я хотел с ним поговорить? Не так. Ох, не так!» — корил себя Хованский. Но делать было нечего. Видя, как литвинский полковник обернулся на него, а потом вновь зашагал в свою сторону, Хованский также молча побрел к поджидавшим его конным стрельцам.

— Иван Андреевич!

Хованский остановился и обернулся. Отошедший на приличное расстояние Кмитич стоял, вновь повернувшись к нему, словно что-то забыв.

— Я вот что хотел еще вас спросить: у вас какого цвета кровь?

— Красная, как у всех! — крикнул в ответ Хованский, ошарашенный таким странным вопросом.

— Это хорошо, — почему-то усмехнулся Кмитич, — значит вы из того же теста, что и я! А то я уж подумал…

Кмитич не договорив, махнул рукой и, развернувшись, пошел снова к своим, с хрустом ступая по глубокому сугробу.

Кмитич уходил к дожидавшимся его у края поля драгунам и с досадой думал, что худшие его подозрения подтверждаются. Из полунамеков и слов Хованского вытекало, что царь собрал новую армию, а Гонсевский в тайне от всех вновь пытается договориться с московитами. О чем договориться? На двойную игру Гонсевского указала Кмитичу ухмылка Хованского при словах «обменяли нашего Гонсевского» и его собственная фраза «и некоторые ваши понимают на чей стороне сейчас сила». Храбрости и несговорчивости Хованскому явно придала нынешняя неразбериха в рядах армии Речи Посполитой, конфликты конфедератов с Вильной и Сапегой. Казалось бы, все складывалось как нельзя лучше для Княжества: войска московитов терпят одно поражение за другим, ратники Чарнецкого штурмом завладели городом Усвятом, захватив много пленных, в том числе и тамошнего воеводу. Но разбиты под Чаусами семь хоругвий конфедератов, и Братский союз заявляет, что складывает оружие, требуя, чтобы освобождением страны занималась шляхта. «Видимо, ты, приятель, рассчитываешь на раскол в посполитовом войске, — думал о Хованском Кмитич, прокладывая себе путь через голубой вечерний сугроб, — зря, друже, зря! Невдомек тебе, мерзавец, что конфедераты подвели к Борисову двадцать конных хоругвий и четырнадцать пехотных, и что московский воевода Борисова Хлопов уже оставил многострадальный город. Врешь, князь, надеешься! Ой, надеешься, что удастся зацепить хотя бы часть нашей земли, оставить за собой Полоцк да Смоленск».

От ястребиного внимания Кмитича не улизнул и тот момент, когда при словах «никаких грязных сделок» московский князь снова ехидно усмехнулся. Эта усмешка в лишний раз подтвердила Кмитичу догадку, что «наш» Гонсевский что-то явно мутит против своего же Княжества на стороне царя. «Что-то вновь не нравится мне этот подозрительный хрыч», — думал Кмитич, забираясь в седло. Оршанский полковник вспомнил, как весной при обмене пленными литвины к всеобщему облегчению вернули себе Винцента Гонсевского, Михала Обуховича и Степана Неверовского, а также еще две сотни пленных литвинских солдат. Гонсевского на радостях тут же назначили директором комиссии по финансированию армии, вернули булаву польного гетмана. И тут же начались непонятные дела новоиспеченного директора, тут же произошел раскол между ним и Неверовским, Котовским и всем Братским союзом.

Из Кобрина конфедераты беспрестанно слали листы Гонсевскому с требованием расчета по долгам, выдачи гарантий соблюдения прав шляхты, остро ставили вопрос работы монетных дворов… Но виленская комиссия проблем конфедератов разрешать не торопилась. Тогда среди солдат пошли слухи, что Гонсевский деньги конфедератов прикарманил и платить не собирается вовсе. Хвалибога Жаромский, что постоянно был посредником между депутатами Братского союза и Гонсевским, со своими дипломатическими успокаивающими речами лишь раздражал конфедератов.