Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

Дулеб должен был бы записать в свои пергамены: "Славу надлежит добывать силой духа, а не тела. Счастье и удачливость ослабляют даже дух мудреца. Следует заботиться не об утолении гнева, а о собственном добром имени".

Изяслава обуревал гнев, Долгорукого - надежды. Даже отброшенный назад в свои безбрежные Залесские земли, Юрий был страшен для своих супротивников и в дальнейшем. Как когда-то сжигали бани в Киеве в безнадёжном стремлении отвратить приход Долгорукого, так теперь Изяслав дотла сжёг Остерский Городок. Дабы лишить Долгорукого союзников, надумал князь киевский бить их поодиночке, начав с Владимирка Галицкого. Навалился на него вместе со своими иноземными родичами, и тот, выкручиваясь всячески, не выдержал, умер от сердечного приступа, а Пётр Бориславович описал эту смерть в подробностях вельми поучительных.

Чтобы поддержать сына Владимирка Ярослава, Юрий послал ему в жены, как было условлено ещё в Киеве, дочь свою Ольгу, и уже тут подробностей нет, потому что они тяжёлые, гнетущие, быть может, даже и позорные. Берладника где-то держали в дальнем заточении, дабы не раздражать Ярослава. Это была единственная несправедливость, допущенная Долгоруким, но иначе он не мог, ибо перед ним стояло дело всей земли и народа всего, в поступках державных он не принадлежал самому себе.

Эти несколько невероятно тяжёлых лет были для Долгорукого непрестанным бедствованием. Изяслав разве лишь разрушил да сжёг кое-что; за десять лет, в течение которых этот неистовый князь бродил вокруг Киева, не оставил он после себя ни одного нового дома, церкви, не написано для него ни одной книги, не вычеканено даже чащи золотой или серебряной, брал готовое, хватал чужое, сам же способен был лишь на оговоры, на подкупы, умело запутывал в свои сети всех соседних владетелей, неутомимо заключая новые и новые брачные союзы, из зависти к Юрию, который сумел высватать себе царевну из Константинополя, после смерти своей жены, простудившейся во время бегства из Киева и умершей во Владимире, надумал Изяслав взять и себе жену из царского рода. Для этого игумен Анания был послан к грузинскому царю Георгию, попросить для Изяслава руки царской сестры Русудан. И хотя Георгий колебался, а молодая прекрасная Русудан не изъявляла желания ехать к неведомому ей киевскому князю, который прислал за нею не блестящих рыцарей, а хитрого и противного игумена, но царский совет - дарбаз, куда входили грузинские бояре - азнауры, вынудил молодую царевну отправиться в дальний путь. По морю, а потом - по Днепру, а от Олешья, как думалось Изяславу, для большей пышности - на конях. Но в Олешье раньше Изяславова сына Мстислава с дружиной, который должен был бы встретить царевну, успел прибыть какой-то загадочный человек. Он имел длительную беседу с Русудан, с игуменом Ананией не перебросился ни единым словом, лишь взглянули друг на друга с нескрываемой ненавистью, - и после этого грузинская царевна, не ступив на землю, велела поворачивать суда. Русудан - Русу дана, но не отдана.

Изяслав не вынес позора и умер от припадка бессильного бешенства. Быть может, он и пожалел тогда, что нет рядом с ним приближенного лекаря Дулеба, однако знать этого уже не дано никому.

Юрий тем временем строил города. Укрепил и расширил Москву, поставил посреди города огромную церковь из белого камня, который добывали поблизости на Оке. Тут открылось Долгорукому, что через Москву вельми удобно развозить этот камень по всей Суздальской земле, он уже видел, как над реками и озёрами взметнутся белые, как облако на летнем небе, соборы и терема, как пустят умельцы по белому камню резные травы, цветы, деревья, зверей, птиц, словно бы перекликаясь с вечностью и щедростью этой прекрасной земли. Люд охотно собирался на строительство, потому что открывались княжеские житницы, пришлые горожане получали харч, а главное же - становились людьми свободными, вырываясь из рук не только боярства далёкого, киевского да черниговского, но и близкого, своего.

Этот князь умел смягчать людские сердца. Даже жена привыкла к Юрию, привыкла к его непоседливости, последнего из четырёх сыновей, рождённых Долгорукому, родила средь зимы, на рождество, и на том месте князь сразу же заложил город Дмитров, потому что сын после крещения получил имя Дмитрия, по-славянски же он был назван Всеволодом.

Двадцатого марта года одна тысяча сто пятьдесят пятого киевляне снова с огромной торжественностью открыли ворота своего города для Юрия Долгорукого.