Андрей Косёнкин - Юрий Данилович - След

- Я сему месту князь! - отчего-то припомнив батюшкины слова, топнул Юрий ногой. - То моё дело - кого давлю, кого милую! Здесь он мне не указчик! Да и другое, пустое все говоришь! Я к новгородцам-то не напрашивался - сами позвали! - Впрочем, при этих словах Юрий так злобно и загнанно взглянул на Ивана, что ясно стало, чья то задумка.

- Альбо мы виноваты, что ты им люб? - вроде бы недоуменно пожал плечами Иван.

Разумеется, перед Бориской-то нечего было лукавить - по недоумству не стоил он того. Однако лукавство-то, знать, в саму кровь вошло, в само дыхание. Не то ли дыхание Иваново на века заразило кремлёвские стены?

- Ага, а Михаил Ярославич-то так и говорит, - заметил Бориска и замолчал.

- Что говорит? - крикнул Юрий. - Да не мямли ты!

- Кто, говорит, Великому Новгороду люб, тот всей Руси враг. Мол, всегда так было, а ныне так наипаче!

- Ладно, ну войной придёт, ну побьёт, дале то что? Что он мне сделать-то может? Чай, я здесь по праву князь! По праву! А то - все пустое!

- А вот и не пустое, - осторожно возразил Бориска. - Он Сашку вокняжить хочет!

В горницу, точно с неба, пала звенящая тишина. Лишь теперь вполне прояснились новые обстоятельства, и обстоятельства те были ужасны. Ныне речь шла не о вразумлении и даже не о наказании братьев, но о самой их жизни и смерти.

- Что-о-о-о? - задущенно протянул Юрий,

- Да то и есть, - важно кивнул Бориска. - Поставлю, говорит, на Москве Александра!

То была опасность, какой и не ведали!

- Бона! - визгливо крикнул Иван. - Против братьев своих? Бона!

- А Сашка-то что ж? - спросил Юрий,

- Да что ж Сашка? Чай, он мне не докладывал… - Борис пожал плечами и прибавил не без злорадства: - Ан видно, что радый.

- Так и знал я! Надо, надо было его удавить, змеёныша! - Юрий тяжко опустился на лавку.

- Ты, Бориска, говорил ли про то кому? - Иван так взглянул на младшего брата, что и тому впору стало задницей опору искать.

- Да что ж я? - Борис испуганно заморгал глазами. - Чай, не для того бежал, чтобы болтать лишнего!

- Ой ли?

- Истинный крест, Иван!

- Да и бежал ли ты?

- Ну дак Михайло Ярославич послал, так я и бежал, спешил вон! - запутался Бориска.

- Ладноть, - в редкой улыбке показал зубы Иван Данилович. - Молчи, слышь, Бориска! Да пока не разъяснится на небушке, ты уж из терема-то, слышь, Бориска, ногой не ступай… Да и я об том обзабочусь…

Однако видать, такой уж городишко затейный: в кремнике пукнули, по всей Москве завоняло.

Да ведь и Тверской на сей раз не в горячке, а со всей серьёзностью подошёл к предприятию. Надо полагать, задумав своей волей вокняжить третьего из Даниловичей, прежде он нашёл в Москве и сторонников Александра.

Да и как их не найти - такой год неурядный выдался! Мол, не простит нам Господь такого беспробудного непотребства! И все теперь, чего б худого ни сделалось, в строку Юрию числят! Он один, мол, и виноват! Ванька и тот чист перед ними!

Эх, людье ненадёжное! Кабы год-то иной выпал да с примыслом, так, поди, славу пели, хоть бы и семерых чужих князей удавил, а ныне-то вон как нехорошо обернулось. Насторожилась Москва, затаилась до смертной жути, альбо и в самом деле ждёт Александра, чтоб под него перекинуться!

Эх, люди, ну, люди!

До того Юрий стал пуглив и мнителен в эти дни, что самым ближним, самым верным из бояр при встрече так грозно и пристально вглядывался в глаза, что и наичестнейшие перед ним сильно смущались. Да разве глазами вызнаешь истину, разве без пытки правды дознаешься? Но до того уж все вокруг стали уклончивы, что и пытать не знаешь кого? Хоть всех и пытай! Да все, все, поди, и склонны к измене, ишь, как под взглядом-то рдеют, точно девки на выданье!

А вот старик Протасий Вельяминов, что все ещё оставался тысяцким, так тот прямо и заявил Юрию:

- Рать-то я выставлю. Да боюсь, станут ли биться те ратники, Юрий Данилович? - И так поглядел, собака, что тут бы за бороду и притянул бы его к небесам.

- Как то, биться не будут? - крикнул Юрий. - Думай, что говоришь-то, Протасий!

- Вот и думаю! - аж щеками от обиды затряс старый хрыч. - Народ-от прежней Михайловой милости не забыл!

- Милость для тебя моё унижение? - возмутился Юрий.

- Про унижение не ведаю. То твоё дело, князь. А вот то, что прошлый-то раз Москву не пожёг, хоть и мог, - то ли не милость явил нам великий князь, - твёрдо ответил тысяцкий.

Хоть стар да норовист Протасий. И языкат. Отцом ещё ставлен в тысяцкие. Не сковырнёшь его попросту - многие из бояр, да и весь люд московский за ним, их волей и крепок. Хоть и князем ставлен, а силу-то взял, считай, как выборный!