Вадим Полуян - Кровь боярина Кучки (В 2-х книгах)

Слушал её несчастный, непроизвольно перебирая жёсткую медь волос, и думал вовсе о другом.

- Сейчас сызнова займётся усобица, - вслух произнёс Род. - Только убивать, полонять и жечь будут у нас здесь, а не на Руси.

- Твоя правда, - согласилась Вевея. - Ведь едва разнеслась по волости весть о смерти Андреевой, вся дружина съехалась во Владимир, все лучшие люди Ростова, Суздаля, Переяславля. Знаю, что говорили: «Делать нечего, так уж случилось, князь наш убит. Детей у него тут нет. Сынок ещё молодой - в Новгороде. Братья - в Руси…»

- А сын Глеб? - перебил Род.

- О Глебе - ни полслова, - жёстко сообщила Вевея, - Ведают, что не сын. Да и в монахах он.

- За каким же князем послали? - полюбопытствовал Род.

- Вспомнили про соседа нашего, князя Рязанского, - продолжала Вевея. - Побоялись, чтоб не нагрянул ратью внезапно. Решили: «Пошлём к Глебу Ростиславичу. Скажем, князя нашего Бог взял, так мы хотим Ростиславичей - Мстислава и Ярополка, твоих шурьёв».

- Сыновей старшего сына Юрьева Ростислава, коего я из болота выволок? - вспомнил Род.

- Все это происки рязанских посольников Дедильца да Бориса, - объяснила Вевея.

- Забыли… Гюргию ещё целовали крест жить под меньшими его сыновьями Михаилом да Всеволодом, - сонно вымолвил Род. - Посадили Андрея… Он братьев прогнал… Нынче, стало быть, сызнова их забыли…

- Глеб Рязанский обрадовался, - уже как бы издали достигал его слуха рассказ Вевеи, - послал своих послов вместе с владимирскими в Чернигов… Там сейчас приютились его шурья… Да ты уже в тридесятом царстве, мой Родушка - седая бородушка…

Большая мягкая теплота дышала на него, прижималась к нему… И когда он проснулся, разбуженный прямым солнечным лучом, проникшим в приотворенную дверь сеновала, голова спящей красавицы покоилась на его плече, пылая языками огненных прядей.

Отдохнувшая пара гнедых скакала весь день с краткой остановкой в лесу. Вевея остерегалась постоялых дворов.

- От кого ты меня хоронишь? - недоумевал Род.

- Да от обыщиков же! - втолковывала Вевея, - Я же ещё во Владимире сказывала, что молва людская не отделяет тебя от Якимки: братцы да братцы Кучковичи! Оглагольник Кузьмище Кыянин видел, как ты вышел в крови с отрубленной десницей Андреевой… Не довольно?

- Я-то тебе не вылгал, сказал всю истину, - растерялся Род.

Вевея глянула на него как на несмышлёныша:

- Мне ты не вылгал, а кату на виске вылжешь. Анбал с Кучковым зятем Петром уже взяты за приставы. Признались во всем. А виновному страшней признаваться, нежели невиновному.

- Уф! - только и мог развести руками мнимый Кучкович.

Повечер прибыли в град Москов.

- Отвези меня к Шишонке Вятчанину, - велел Род.

- Вздоры! - отказалась рыжуха. - Поедем только ко мне.

Род постучал возатаю.

- Ин, я пешком дойду. - Он отворил дверцу.

- Там тебя поймают! - округлила глаза рыжуха.

- Шишонка знает, где укрыть, - вспомнил Род подземелье.

Вевея высунулась из дверцы и приказала ехать к Вятчанину.

Остановились вблизи ворот, послали возатая за хозяином.

Тем временем отвергнутая благодетельница исходила слезьми.

- Что ж ты так зол ко мне? Отложи обиды. Оба мы сироты. Нам ли не поддержать друг друга?

Возвратился возатай, доложил, что Вятчанин третьего дня преставился, а хозяином становища стал Закно Чобот.

- Старый друг Михна! - обрадовалась Вевея. - А воевода Михн со своей подружней, моей врагиней Лилянкой, изведены по вине Кучковичей.

- Как?.. И Лиляны уж нет? - спросил в ужасе Род.

Хозяйка карети сделала знак возатаю:

- Езжай в Заяузское городище. Да шибче!

Предусмотрительная Вевея заблаговременно купила дом-пятистенок в тишайшем месте за рекой Яузой. Сюда с Боровицкого холма да с Кучкова поля ни частые пожары не достигали, ни княжьи да боярские кмети. Войдя в этот дом, бесприютный Род перво-наперво ощутил покой. Он исходил от большой печи вместе с берёзовой теплотой и вытными запахами, а также от кружев и вышивок на столах, поставах, настенных грядках. Скиталец не удержался, обнял хозяйку в порыве искренней благодарности, а та лукаво сощурилась, ударив пальцем по кончику его носа: «Обнятого остерегайся!..» Род отпрянул, вспомнив предпоследнюю Букалову заповедь. То, что заветные слова вырвались из уст самой же Вевеи, усугубило впечатление. И в первую же ночь, лёжа во второй избе пятистенки на высоких пуховиках пышного одра, Род уразумел, чего нужно остерегаться. Девуня [507] [507] ДЕВУНЯ - старая дева. сошла с полатей в белых портах, в льняной срачице… Вот почему она настояла, чтоб гость занял именно это ложе, которое хоть и поздно, но с уверенностью в себе вознамерилась сделать брачным. Однако он решительно заявил, что сейчас же, ночью, покинет уютный дом, уйдёт в лес, в ту келью, откуда юношей явился в Кучково. И хозяйка вынуждена была отступить, не развязав на поняве вязаного пояса из волны [508] [508] ВОЛНА - шерстяная пряжа. . Она отложила ночные приступы. Зато днём выражала любовь свою в тароватых застольях. Обедали почками заячьими на вертеле, курями солёными, двойными щами или ухой с шафраном. Вечеряли студнем из рябчиков, спинкой белорыбицы на пару, щучьими головами с чесноком, печенью бараньей просветлённой с перцем и с шафраном. А на заедки - хворост, орехи, творожная смесь, печёные ядрышки, шишки, редька в патоке. Запивали мёдом и квасом, простыми и с изюмом да с пшеном. «На что откармливаешь меня? На заклание?» - отшучивался он, отказываясь от очередного блюда. «Одолеваю немогуту [509] [509] НЕМОГУТА - бессилие, слабость телесная. твою», - упрямо потчевала она. «Стою ли я такой суеты?» - вежливо отговаривался он, насыщаясь малой толикой её искусства. «Люди - дети сует, - скромно поджимала губы хозяйка. И тут же уговаривала: - Испей моего медку. Я не шептуха, влюбное зелье не подсыпаю».