Гильбо - Два года после конца

Весь 1993 год российская пресса дружно выливала потоки грязи на Верховный Совет. Каждое лыко ставили ему в строку. Каждая статья о Верховном Совете пестрела словечками, заимствованными из 1937 года. Смрадное дыхание тоталитаризма клубилось у стен Белого Дома. Неправда, что все журналисты были специально куплены мафией, и за большие деньги опорочивали Парламент. Мзду за это получали лишь немногие деятели из центральных газет. Остальные делали это по убеждению. Ненависть их была искренней и неистовой. И такой же искренней и неистовой была их ложь. Один журналист из "Московских новостей" в 1994 году взахлеб хвастался мне, как они вечером 21 сентября бегали по Белому Дому, оскорбляя всех депутатов и пытаясь спровоцировать их на драку, чтобы к утру написать репортаж о зверском избиении свободной прессы депутатами. Парень сам родом из Ярославля, работал там на телевидении, депутат облсовета, вроде бы и не неудачник, считает себя демократом. В его голову даже не приходила мысль о низости такого образа действий. Он живет в этом аморализме, как рыба в воде.

Я даже не пытался объяснить ему глубину его падения, поспорить с ним. Я понял, что он живет в другом мире, что дышит он другим. Он никогда не знал любви, его ведут злоба и дух разрушения. Они так естественны для него, что он никогда не осознает степень своей ненормальности. Для него ненормальны как раз мы, стремящиеся к делу и созиданию.

Он удивлялся, что никто не поддался на провокацию, не заехал ему в морду. Всем было настолько не до него, все были чем-то заняты, а он не понимал - чем. Он убеждал меня, что для победы демократии все средства хороши, что он защищал от депутатов свободу прессы (хотя вроде бы, именно депутаты и приняли закон, давший прессе эту свободу).

Светило солнце, мы мирно беседовали под шум фонтанов ВДНХ, но я отчетливо видел, как рядом открылось маленькое окошко в ад, и как ужас и смрад этого ада по капле просачивается в наш мир. Я не испытывал страха, я не испытывал омерзения. Я спокойно наблюдал эту одержимость и возблагодарил господа за то, что мирскими дорогами меня вела и ведет его рука, что он избавил меня от звериной этой ненависти, от злобности вечных неудачников, от ненависти и подлости, за то что он подарил мне способность верить и творить.

Я видел ад. Его огонь был близко, но он не опалил ни меня, ни моей души.

Я видел Москву 4 октября 1993 года.

Этот день не нашел еще своего летописца. Не в моих силах описать это. Только тот, кто видел это глазами ребенка, сможет через годы осознать и рассказать это с высоты своего опыта, через призму знания всех последствий, первые из которых лишь начинают проявляться. Этот день открыл для России новую эпоху. Ту, в которой всем нам теперь суждено жить.

"Где лучшие люди России?" - Вопрошал когда-то Чернышевский. И сам же отвечал: "Они проявятся сами, когда Родина будет в опасности". Я видел этих людей. Они были плохими бойцами. Они были лучшими россиянами.

Собственно, все началось накануне, во время митинга в Останкино. Из тысяч пришедших на митинг с требованием эфира людей только у шестнадцати было оружие. Штурмовать Останкино никто не собирался. Люди пришли требовать лишь своего права. Права сказать правду.

Это были люди поколения, которое не знало кровавых бань. Им не могло прийти в голову, что им, гражданам страны, требующим только лишь исполнения Конституции, ответят пулеметным огнем.

"Грач, вон там, за машиной, в белом халате ... Сними, мне не видно". Короткая автоматная очередь. "Добегался, козел".

Это из воспоминаний простого москвича, рабочего, оказавшегося там у Останкина. "Грач" из группировки "Витязь", убивший врача Скорой Помощи, был тоже из тех, которые пришли с той стороны добра и зла.

"В морге я ее узнал сразу. Но то, что я увидел, меня потрясло. Изувеченное лицо, синяки под глазами, выбитые зубы, пулевое ранение в ногу, очередь из четырех пуль от плеча до плеча в грудь и пуля в затылок со следами кольцевого ожога Одежду Наташи мне не выдали - вещественные доказательства ... ".

Это из воспоминаний отца Наташи Петуховой, московской девочки, писавшей стихи. Убитой в день рождения Есенина. В центре Москвы.

Из Останкино ее увезли живой. С легким ранением в ногу. Остальное случилось после.

.. "Запомнилась женщина, в сером плаще, в очках, в берете Непрерывно кричала На ней - это я видел в ослепительном свете фар БТРа -. Башмаки почти что без подметок Небогато жила, а выжила ли -. Не знаю У нее были перебиты ноги ».