Октавиан Стампас - Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров

— Да, юноша, на все воля всемогущего Аллаха, — услышал я голос у себя за спиной, — но все можно увидеть и в другом свете.

Необычное действие оказали на меня эти слова: не говоря ничего в ответ, я бросился к реке. До тех пор, пока еще что-то можно было разглядеть в быстро опускавшихся на землю сумерках, я тщательно обыскивал глазами и пальцами все щели между камнями как на краю суши, так и в окаймлявшей его пене бурного потока. Река обдавала лицо ледяной влагой, освежая и вразумляя меня. «Глупец! Ты занимаешься пустым делом!».

Наконец у меня от холода застучали зубы, и я, на онемевших ногах выбравшись из реки, бессильно опустился на плоский камень, еще не потерявший дневного тепла.

— Вот еще одно подтверждение того, — произнес дервиш с глубокомысленностью, столь же не объяснимой, как и его недавняя смешливость, — что надо искать там, где светлее.

И он, словно помогая мне в моих безуспешных поисках, принялся ползать на четвереньках вокруг своего крохотного огня.

— Ты смеешься надо мной, старик, — с беззлобной досадой сказал я ему.

Дервиш прервал свои поиски и вновь уселся на свое место, всем своим видом выражая крайнее недовольство.

— Ты опять все перепутал, славный охотник на драконов, — едва слышно пробормотал он, — именно теперь я серьезен как никогда.

Некоторое время мы оба молчали. Мне было стыдно присоединяться к старику, а пропавший кинжал, этот таинственный Удар Истины, не давал душе покоя. Лишь одно объяснение всего происходящего со мной казалось теперь правдоподобным: река вынесла мое тело из страшных подземелий, где царствуют демоны и, чудесным образом сумев уберечь бренную плоть от смертоносных препятствий, от камней и водопадов, заботливо уложила свою ношу на берегу, в устье долины. По воле Всевышнего она сделала все, что было в ее силах. Я был очень благодарен бурной и неприветливой реке. Мне и в голову не приходило, что меня мог вытащить из грозного потока какой-нибудь дряхлый старик-дервиш.

Что касается памяти, она перестала меня беспокоить. Прошлое пока потеряло смысл, а ближайшее будущее было определено, как у яйца, сквозь скорлупу которого стал пробиваться наружу маленький птенец. Мне полагалось найти Удар Истины, даже если пришлось бы подняться к истоку реки, а потом, повернувшись назад, спуститься к озеру или морю, в которые она впадала. Замечу, что наступило первое мгновение, когда меня перестала страшить повторная встреча с демоном.

— Нетрудно догадаться по твоему благородному облику, славный юноша, что ты — тонкий ценитель красоты земной и небесной, — донесся голос старика, следившего за тем, как я, поднявшись с теплого камня и, пройдя несколько шагов вверх по течению, стал приглядываться к вершинам гор, над которыми зажглись самые яркие звезды, — Ты несомненно выбрал для своего путешествия наиболее живописную дорогу.

— О чем ты говоришь, незаходящее светило мудрости? — спросил я дервиша, уже смирившись со своей будущей доблестью и даже возгордившись.

Он отвернулся от огня в мою, темную, сторону мира, отчего выражение его лица осталось столь же неразличимым, как и со спины, и рассказал историю слишком маленькую, чтобы отделять ее от всего остального повествования изощренным багдадским узором.

— Однажды прекрасным утром, — начал дервиш, — что сияло, как самая драгоценная жемчужина из сокровищницы Гаруна аль-Рашида, я возвращался домой. Вдруг мне пришла в голову мысль свернуть с пыльной и однообразной дороги в красивый зеленый лес и тем самым сократить свой путь. Радуясь замечательному дню, я углубился в чащу и не успел оглянуться, как оказался на дне весьма искусно устроенной волчьей ямы. Несмотря на все ушибы и царапины, остался очень доволен тем, что двинулся самым коротким и приятным путем. Ведь если уж посреди такой красоты, над которой потрудилась десница Всемогущего, могла случиться со мной такая неприятность, то посреди пыльной и ужасно скучной дороги могло произойти вообще все, что угодно.

Что-то произошло разом со всеми моими чувствами, как будто я долго и безнадежно брел по ночной пустыни и вдруг заприметил вдали огонек человеческого жилья или же, сидя в глухом подземном застенке, услышал чистую и прекрасную мелодию зурны.

— Учитель! — внезапно почувствовав прилив благодарности и даже любви к этому незнакомому старику, воскликнул я. — Не сомневаюсь, что ты знаешь, как выбраться мне из этого ужасного и необъяснимого положения… Позволь посетить твою чайхану на краю пустыни.