Октавиан Стампас - Великий магистр

— Подлец! — зашипев, как змея, высказалась Юдифь. — Куда вы хотите меня увезти?

— В дом, где начнется ваше исправление. Если вы не исправитесь и там, то скончаетесь естественной смертью. Но вы можете умереть и раньше, — с этими словами граф Норфолк поднял с пола стилет и приставил его к груди Юдифи. — Отвечайте: кому предназначался яд, переданный вам только что?

Юдифь молчала, сверкая глазами. Граф Норфолк хладнокровно добавил:

— Даю вам ровно одну минуту. Поверьте, несмотря на всю вашу красоту, я не считаю вас женщиной. Вы — змея. Поэтому я заколю вас не раздумывая.

И Юдифь поняла, что он выполнит свою угрозу.

— Гуго де Пейну, — сквозь зубы прошипела она. — Ну? И что дальше?

— Одевайтесь, — повторил граф, отступая в сторону. Через несколько минут они вместе спустились на первый этаж, где их поджидал Бизоль, стоя обеими ногами на оглушенных охранниках.

— Поехали! — сказал Норфолк. — Я был прав. Яд предназначался мессиру.

Усадив Юдифь на лошадь Христофулоса, зажав ее по бокам, они поскакали в сторону Западных ворот. Юдифь не знала куда ее везут, но надеялась, что Норфолк не обманет ее — и ей сохранят жизнь. Та местность, по которой они ехали вот уже около часа, была ей незнакома, она никогда не бывала тут раньше. Дорога уходила в горы, затем спускалась в долину, и нигде не было видно никаких признаков жилья. Наконец впереди мелькнула длинная белокаменная стена. Проехав вдоль нее, всадники оказались возле массивных ворот, в которых было небольшое решетчатое окошко.

— Что это? — испуганно спросила Юдифь, чувствуя смутную тревогу.

— Ваш приют, — мрачно отозвался граф Норфолк. Он спешился и помог ей сойти с лошади. Затем он постучал условленным способом в ворота. Юдифь дрожала от холода и страха. Посмотрев на нее, Норфолк сбросил с плеч свой белый плащ с красным восьмиконечным крестом и укрыл им роковую красавицу.

— Кто там? — окошко раскрылось и в нем показалось львиноподобное лицо в капюшоне.

— Это я! — произнес Норфолк. — Тот, кто приходил сюда три дня назад. Я привез вам больную.

Ворота заскрежетали. Страшная догадка мелькнула в прекрасной головке Юдифи.

— Не-ее-ет!! — закричала она, биясь в крепких руках графа Норфолка, и крик ее был похож на тот, который раздавался из горла Чекко Кавальканти. Теперь уже другие руки ухватили ее и понесли куда-то в темноту. Ворота лепрозория захлопнулись.

— Ну вот и все! — хмуро произнес Бизоль, когда к нему присоединился граф Норфолк. — Но поверь мне, Грей, чувствую я себя довольно гадко!

Норфолк посмотрел на него, ничего не ответил и с силой стегнул лошадь.

Уже три дня, как за спиной Людвига фон Зегенгейма остался Иерусалим, а он продолжал мчаться вперед, не давая передышки ни себе, ни коню, не разбирая дороги, словно лишь в скорости было теперь его спасение; но так продолжалось не всегда, порою, ему лишь казалось, что он несется вместе с ветром вперед, но вот — наступал момент, — и он сбрасывал с себя пелену, и, очнувшись, с изумлением оглядывался вокруг: кругом было необозримое поле, или деревья, или поросшие кустарником склоны горы, а лошадь его стояла возле озерца и жадно пила воду. Следом за ним ехал Иштван, но он боялся приблизиться к рыцарю, который не узнавал его и прогонял прочь. Но на четвертый день Людвиг вконец обессиленный свалился с седла и могучий венгр, подстегивая коня, помчался к нему, спрыгнул на землю, подхватил тело Людвига, приподняв его голову. Он влил в его пересохшие губы воды из фляжки. Зегенгейм открыл глаза, воспаленным взглядом посмотрел на Иштвана.

Вечером, возле костра, когда пламя усыпляло его взор, он думал о пройденной жизни, вспоминал те счастливые дни, что были в ней, любовь, радость победы над врагом, минуты вдохновения и благостного тепла; но в памяти всплывали и иные дни, когда он терпел боль, страдания, горе… Людвиг не жалел, что прожил жизнь именно так, а не иначе; он чувствовал, что его земной круг подходит к концу и наступает час, когда он должен предстать перед Всевышним, который строго спросит его за все. Но имеет ли он право сейчас, когда его муки достигли предела, когда ни один человек не в силах справиться с ними, продлевать свою земную юдоль?.. Лишь только рассвет начал подниматься над горными хребтами, Людвиг осторожно поднялся со своего ложа, переступил через спящего рядом Иштвана и направился к вырисовывающемуся из темноты высокому склону, накренившемуся над темным озером. Какая-то чужая, враждебная природе его духа сила толкала его туда. Он поднялся на вершину этого склона и посмотрел вниз, где далеко внизу чернел омут. Если сделать вперед еще один шаг, — пусть он будет случайным, и полететь вниз, то никто и никогда не узнает, как он умер и где покоится его тело… Никто, кроме Того, Кто видит и знает все. В тяжелом раздумье застыл Людвиг фон Зегенгейм перед этим последним шагом. Мучительные колебания разрывали его сердце.