Теодор Моммзен - История Рима

Смерть сына и гибель конницы страшно потрясли Красса. Он совершенно потерял голову, и только благодаря мужеству и распорядительности квесторов Кассия и Октавия римская армия сначала нашла убежище за стенами Карр, а затем начал а отступление, с успехом сдерживая наседавшего врага.

Около города Синнака в июле 53 г. парфянский визирь начал переговоры. Уже установлены были условия мира, вполне приемлемые для римлян. Крассу подвели богато убранного коня, присланного ему в подарок парфянским царем. Слуги визиря по восточному обычаю подхватили римского главнокомандующего на руки, чтобы посадить его на лошадь, – окружающим показалось, что они хотят вероломно овладеть особою проконсула, и бросились его защищать. Произошла свалка, в которой все римские офицеры и Красс были убиты. Оставшиеся без вождей войска частью рассеялись, частью были взяты в плен. 40 000 человек перешло с Крассом Евфрат, вернулось менее 10 000; свыше 20 000 погибло в походе, до 10 000 пленников были поселены в качестве рабов в Мервском оазисе.

Такого поражения еще не испытывали европейцы от азиатов. Оно было ужасно по своим размерам и грозило совершенно уничтожить владычество римлян на Востоке, не случилось этого только потому, что в Парфянском царстве, как это постоянно бывало в восточных деспотиях, возникли внутренние неурядицы и междоусобия.

Всего меньше впечатления произвела весть о поражении в Риме: там в это время особенно бурно клокотал революционный вулкан и близкое неизбежное столкновение между Цезарем и Помпеем, столкновение, которое решало судьбу республики, поглощало все внимание, заслоняло все другие события. В увлечении ближайшими, происходившими на глазах, фактами публика не была способна понять, что гибель Красса ускоряла наступление этого кризиса, потому что Красс держал сторону Цезаря и давал ему первенство над Помпеем, а из этих двух соперников Цезарь был более не расположен начинать явную ссору.

Цезарь, бесспорно, стремился к единоличному господству, но он был слишком гениален для того, чтобы увлекаться царскою властью только для обладания ею. Он с полным основанием мог называть себя и демократом – потому что его главною мыслью была именно мысль о народе, мысль о том, как бы лучше устроить его судьбу, после того как стало ясно, что судьбами и силами его под видом властей, избираемых самим народом, распоряжаются люди, преследующие свои личные цели или партийные и сословные интересы. Достигнув власти, Цезарь, бесспорно, прежде всего выбросил бы за борт весь тот олигархический хлам, который скопился за существование республики и тяготил ее.

Строгие конституциалисты с Катоном во главе не могли понять необходимости и законности таких действий. Они находили нужным соблюдать прежде всего букву старых постановлений, хотя бы в эти постановления давно уже вкладывалось совсем другое содержание, вовсе не соответствовавшее первоначальному их смыслу и духу. Они готовы были скорее погубить республику на законном основании, чем спасти ее с нарушением конституции. Помпей не имел таких широких, грандиозных замыслов, как Цезарь, но он не мог примириться с первенством Цезаря. Доверие, оказанное ему в Лукке, не установило полного внутреннего согласия между ним и Цезарем, и во время своего диктаторства Помпей довольно явно шел против Цезаря: он провел, например, постановления о том, что его полномочия в Испании продолжаются еще на 5 лет, до 45 г., и что солдатам испанской армии будет выдано богатое вознаграждение на счет казны, а для Цезаря и его армии ничего подобного не устроил, даже не противодействовал нимало возникновению толков, что лучше было бы сократить срок наместничества Цезаря в Галлии.

Цезарь явно уклонялся от разрыва, и разрыв не возникал, пока Цезарь был очевидно сильнее, – все знали, что Красс всегда поддержал бы Цезаря. Теперь Красс погиб, в Галлии восстание Верцингеторикса делало сомнительными все достигнутые Цезарем результаты. Казалось, что теперь Помпей могущественнее, – и разрыв явно и быстро приближался. Помпею и Цезарю каждому одинаково не хотелось, чтобы вина междоусобия падала бы на него. Что республиканского правления уже нет – это было ясно для каждого. Столкновение должно было решить, кому править единодержавно – Цезарю или Помпею. Но кто бы из них ни сделал верный шаг к разрешению этого вопроса – в глазах общества каждый стал бы первым претендентом на монархическую власть и, пожалуй, загнал бы в лагерь своего противника всех тех, кто был вообще против подобной перемены.