Дхан Мукерджи - Белый Клык. Лучшие повести и рассказы о животных

Кари тоже отправился куда-то на поиски пищи. Мы тихонько сидели на своей ветке, обдумывая, как бы изловить носорога живьем, – раджа просил нас поймать его для зверинца. Пока мы перешептывались, тихо, как дышит во сне младенец, внизу под нами выросла черная громада. Это был дикий слон, или, вернее, слониха, потому что она не имела бивней; мы замерли, исподтишка наблюдая за ней. Она вошла в воду, искупалась, встала под нашим деревом, подняла хобот и пригнула книзу толстую ветку, чтобы вытереться листьями, как мы с вами вытираемся полотенцем. И все это совершенно бесшумно, если не считать легкого шелеста листвы, которая шевелилась, словно под легким дуновением ветра. Вытершись, она подождала немного, а вместе с ней ждали и мы. Казалось, она не собирается уходить. Но вот вернулся Кари. Они бросились навстречу друг другу, и хоботы их сплелись. Кари принес большую охапку сладких стеблей. Он быстро сунул охапку в рот слонихе и ласково потянул ее за хобот, словно говоря: «Здесь на нас смотрят люди. Пойдем побудем наедине».

Они исчезли так же бесшумно, как и появились. Отец сказал:

– Пожалуй, нам лучше слезть с дерева и идти домой.

– Но ведь до дому целых две мили, – возразил я. – Разве мы успеем добраться туда засветло?

– Не сидеть же здесь всю ночь. Странные вещи творятся в этих краях, такого я нигде не видывал.

Едва мы слезли на землю, как вокруг нас в траве раздались странные шорохи. Отовсюду слышались мягкие прыжки, мы чувствовали, что какие-то звери крадутся в зарослях. Все это было так необычно. А знаете почему? Прежде здесь не ступала нога человека. Пока мы сидели на спине слона или на дереве, наш запах держался наверху, и вас никто не замечал. Но теперь все узнали, что пришел человек, которого в джунглях боятся больше, чем тигра. Послышался вой, который пронесся по джунглям из края в край, и эхо, подхватив его, завыло на тысячу голосов.

– Делать нечего, – сказал отец, – лезем обратно и подождем Кари.

Взбираясь на дерево, мы услышали или, скорее, почувствовали легкий шелест, словно бы какое-то растение вдруг вылезло из земли: это тихо подкрался тигр. Тотчас же появился и Кари – он не бросил нас ради своей новой подруги! Тигр сердито заворчал на него: «Так это ты привел сюда людей? Мне это не по вкусу».

Слон высоко поднял хобот, как бы отвечая: «Да, они здесь, на дереве, но тебе нет до них никакого дела».

Тигр все так же сердито спросил: «Значит, они твои друзья?»

Слон пригнул книзу ветку дерева, что означало: «Да. А потому лучше убирайся, покуда цел».

Тигр ушел. Кари затрубил, мы спустились к нему на спину, и он повез нас домой в деревню.

На другой день мы повели Кари в город. Там нам пришлось с ним нелегко. Он не любил толпы, не любил городского шума и даже не обрадовался своему другу Гопалу, который пришел с ним поздороваться. Он угостил Кари бананами, орехами и всякими другими лакомствами, но слон только поднял хобот, желая сказать: «Все это ни к чему. Мне здесь не нравится. Пойдешь ты в джунгли вместе со мной или мне вернуться туда одному?»

Мы договорились об облаве на носорога и через несколько дней собирались пуститься в обратный путь с материалом для огромной клетки-ловушки.

Раджа объявил жителям города, что из джунглей прибыл некогда знаменитый слон, его не надо трогать, и Кари мог приходить и уходить, когда ему вздумается, пока мы готовили все необходимое для ловли носорога.

Признаться, я и сам не любил город, но все же мне было приятно видеть, что столько людей могут жить бок о бок и не убивать друг друга. Горожане – люди очень беспечные и грязные. Не в пример зверям, они не знают потребности в чистоте. Они не прячут свой запах, не стараются ходить бесшумно. В джунглях они не могли бы и шагу ступить – их сразу загрыз бы какой-нибудь хищник.

Однажды вечером я пошел в театр. Шла пьеса о каком-то человеке, который украл деньги, и о другом, который его поймал. Я никак не мог взять в толк, зачем человек украл деньги и почему его ловят. Иное дело – в джунглях. Там некого обворовывать, потому что никто не делает запасов, – разве только насекомые, которые, я бы сказал, помешаны на этом; скажем, у пчел всегда больше меда, чем они могут съесть, и поэтому их обворовывает медведь. Люди похожи на муравьев – те строят свои жилища даже красивее и тщательнее, чем горожане, но приходит медведь, разрывает муравейник и пожирает его обитателей. Какой во всем этом смысл? Мне казалось, что люди вечно копят деньги лишь для того, чтобы их обворовывали. Поэтому я не мог понять пьесу, которую смотрел. Говорили, что она очень драматична. Ну что же, может быть, она и была драматична для них, но не для меня. Могу сказать вам, что такое драматизм на мой взгляд. Вообразите заход солнца в джунглях. Золотисто-красный свет дрожит на недвижных зеленых ветвях; эти ветви усеяны разноцветными птицами, которые непрерывно поют и щебечут. Потом вдруг безмолвие, как огненный столб, взмывает к небесам, и птичьи голоса смолкают. А внизу, в траве, жужжат насекомые, пронизывая все вокруг на много миль, словно искорки огня. Хор их гремит все громче, все надрывнее и, наконец, обрывается – тишина сползает с зеленых завес и по корням пробирается к самому сердцу земли. Все замирает. Безмолвие окутывает джунгли. Тишина царит везде, и кажется, вот-вот разверзнется земля, и она прыгнет на вас, как чудовище в ночной тьме. Вдруг рядом какое-то движение. То ли слышится, то ли почудилось. Но вот оно уже явственней. Сердце замирает в этих леденящих тисках молчания. Раздается шорох, а вслед за ним появляется пара агатовых зрачков и морда, желтая с черными полосами. Тьма быстро сгущается. Вокруг все напряжено. Это тигр вышел из своего логова. Он издает злобный рев. Потом уходит, и напряжение слабеет. Насекомые снова заводят свой концерт. Наверху, на деревьях, царствует сон: птицы и звери в джунглях засыпают, едва смежат веки, – не то что городские жители, которые не могут заснуть на своих постелях по целым часам. Восходит луна, серебристая и нежная, открывая миру свой чудесный лик, а тигр все идет по джунглям, и ночные звуки становятся громче и громче. Вокруг горят любопытные глаза, словно целая россыпь ярких драгоценных камней. Вот это я называю драмой, этот театр природы, тут уж никто не скряжничает и не ворует.