Льюис Уоллес - Бен-Гур

Характерные типажи у Яффских ворот

Так займем же нашу позицию рядом с воротами, чуть в стороне от потока людей – входящих и выходящих из города – и окунемся в кипящую здесь жизнь.

И как вовремя! Вот идут двое мужчин весьма примечательной внешности.

– О боги! До чего же холодно! – говорит один из них, мощный человек, облаченный в доспехи; на его голове бронзовый шлем, на груди ярко сверкает нагрудник кирасы, из-под которого ниже пояса спускается кольчуга. – Какой холод! Ты помнишь, мой Кай, тот склеп у нас в Комитиуме, о котором говорят, что это вход в нижний мир? Клянусь Плутоном, я с удовольствием постоял бы сегодня утром в том склепе, чтобы согреться!

Тот, к кому были обращены эти слова, отбросил назад капюшон военной накидки, обнажая голову и лицо, и с иронической улыбкой ответил:

– Шлемы легионов, которые победил Марк Антоний, были полны снегом Галлии; но ты – ах, мой бедный друг! – ты только что прибыл из Египта и принес в своей крови тамошнее лето.

С этими словами друзья исчезают в воротах. Хотя мы больше не можем их слышать, их доспехи и тяжелые шаги не оставляют сомнения в том, что это римские солдаты.

Затем взгляд выхватывает в толпе еврея, тощего, с покатыми плечами, одетого в грубую коричневую рубаху; на его лоб, лицо, шею падают спутанные нечесаные волосы. Он идет один. Встречные при виде его презрительно улыбаются, а то и плюются; поскольку он Назорей, один из членов презираемой всеми секты, которые отвергают закон Моисея, дают отвратительные обеты и не стригутся, пока эти обеты не выполнят.

Пока мы провожаем взглядом его удаляющуюся фигуру, в толпе вдруг начинается какая-то суматоха, люди раздаются вправо и влево, что-то громко выкрикивая. Затем появляется и виновник этой суматохи – мужчина-иудей, судя по наружности и одежде. Накидка из снежно-белой льняной ткани, удерживаемая на голове шнуром желтого шелка, ниспадает ему на плечи, рубаха его украшена богатой вышивкой; красный кушак с позолоченной бахромой несколько раз обвивается вокруг его пояса. Он шествует невозмутимо, едва улыбаясь тем, кто, толкаясь, поспешно уступает ему дорогу. Неужели прокаженный? Нет, это самаритянин. Если спросить о нем какого-нибудь стиснутого толпой человека, тот ответит, что это полукровка-ассириец, даже прикосновение к одежде которого оскверняет; от которого истинный сын Израиля, даже умирая, не примет никакой помощи. На самом же деле древняя вражда не имеет никакого отношения к текущей в жилах крови. Когда Давид утвердил свой трон на Сионе, то его поддержало в этом только племя иудеев; десять же других племен перебрались в Сихем, в город куда более древний и в то время гораздо более богатый своей священной историей. Когда же «колена Израелевы» в конце концов объединились, это не положило конца начавшемуся тогда спору. Самаритяне остались верны своей скинии на холме Герицим и, отстаивая ее превосходящую все святость, только смеялись над разгневанными теологами Иерусалима. Время не охладило страсти. При Ироде в споре о вере приняли участие все народы, кроме самаритян; они единственные раз и навсегда прервали какое бы то ни было общение с иудеями.

Когда самаритянин скрывается под аркой ворот, оттуда появляются трое человек, столь непохожие на всех, кого мы до сих пор видели, что наш взгляд сам собой останавливается на них. Это люди необычайно крепкого сложения и огромной силы; у них голубые глаза и столь чистая кожа, что вены просвечивают сквозь нее голубоватыми прожилками; светлые волосы коротко острижены. Головы их, небольшие и круглые, гордо покоятся на мощных шеях, напоминающих ствол дерева. Шерстяные туники, открытые на груди, без рукавов и свободно подпоясанные, облегают их тела, позволяя видеть обнаженные руки и ноги столь могучего сложения, что в голову нам тут же приходит мысль об арене; а когда вдобавок ко всему мы обращаем внимание на их беззаботную, уверенную и даже дерзкую манеру поведения, то перестаем удивляться тому, что окружающие уступают им дорогу и, останавливаясь, смотрят им вслед. Эти люди – гладиаторы, цирковые бойцы, сражающиеся голыми руками или с мечом на арене, профессионалы, незнаемые в Иудее до появления здесь римлян; парни, которых в часы, свободные от тренировок, можно увидеть гуляющими в Царских садах или сидящими рядом со стражниками у входов во дворец; возможно, впрочем, что они здесь наездом из Цесареи, Себастии или Иерихона; где Ирод, в большей степени грек, нежели иудей, со всей римской страстью к играм и кровавым зрелищам построил цирки и организовал школы гладиаторов, набранных, согласно обычаям, из галльских провинций или славянских племен по течению Данубия [14].