– Кофе. Вы ведь сказали кофе приготовить.
– Ах, кофе! Так вот что, Томми, на будущее время, если тебе все равно, я буду пить по утрам чай.
– Мне все равно, – любезно согласился Томми, – завтракать-то вам, а не мне.
– Да… что бишь я хотел сказать… у тебя, Томми, не очень здоровый вид.
– А я ничего. Я никогда не болею.
– Может быть, ты не замечаешь. Бывает так, что человек очень нездоров и не знает этого. Я не могу держать у себя человека, если не уверен, что он совершенно здоров.
– Если вы хотите сказать, что передумали и хотите избавиться от меня…
И подбородок Томми моментально задрался кверху.
– Нечего губы дуть! – прикрикнул Питер, напустив на себя ради этого случая такую строгость, что он и сам себе дивился. – Коли здоровье у тебя в порядке, как я надеюсь, я буду очень рад пользоваться твоими услугами. Но это я должен знать наверное. Так уж принято. Так всегда делают в хороших домах. Сбегай-ка вот по этому адресу и попроси доктора Смита зайти ко мне, прежде чем он начнет свой обход. Ступай сейчас же, и, пожалуйста, без разговоров.
– Очевидно, с ним так и следует говорить, – сказал себе Питер, прислушиваясь к удалявшимся шагам Томми.
Когда хлопнула наружная дверь, Питер прокрался в кухню и сварил себе чашку кофе.
«Доктора Смита», вступившего в жизнь в качестве «герр Шмидта», но, вследствие разницы во взглядах со своим правительством, превратившегося в англичанина и ярого консерватора, огорчало только одно обстоятельство – его постоянно принимали за иностранца. Он был коротенький, толстый, с густыми кустистыми бровями и такими свирепыми седыми усами, что дети начинали реветь при виде его и ревели до тех пор, пока он, погладив их по головке, не заговаривал с ними таким нежным голосом, что они умолкали от удивления – откуда взялся этот голос. Он и ярый радикал Питер с давних пор были закадычными друзьями, хотя каждый из них и питал снисходительное презрение к взглядам другого, умеряемое искреннею привязанностью, которую он едва ли сумел бы объяснить.
– Што же такое, по-фашему, с фашей маленькой тэвочкой? – спросил доктор Смит, когда Питер объяснил ему, зачем он его приглашал. Питер оглянулся. Дверь в кухню была плотно закрыта.
– Почем вы знаете, что это – девочка?
Маленькие глазки под нависшими бровями стали совсем, круглые.
– Если это не тэвочка, зашем ее так отэвать?
– Я не одевал. Я именно хочу одеть – как только узнаю…
И Питер рассказал все по порядку.
Круглые глазки доктора наполнились слезами. Эта нелепая сентиментальность его друга больше всего раздражала Питера.
– Бедняжка! – пробормотал мягкосердечный старый джентльмен. – Само профитение привело ее к вам – или его.
– Какое там провидение! – рявкнул Питер. – А обо мне провидение не позаботилось? Подсунуло мне это дитя улицы – изволь возись с ним.
– Как это похоже на фас, радикалов, – презирать ближний за то, что он не родился в пурпуре и тонком белье!
– Я послал за вами не для того, чтобы препираться о политике, – возразил Питер, усилием воли подавляя негодование. – Я послал за вами, чтоб вы определили, мальчик это или девочка, чтобы я по крайней мере знал, что мне с ним делать.
– И што же ви тогда стелаете?
– Не знаю, – признался Питер. – Если это мальчик, – а мне думается, что это так и есть, – пожалуй, можно найти ему местечко где-нибудь в редакции; конечно, придется сначала немножко пошлифовать его.
– А если тэвочка?
– Какая же это девочка, когда она ходит в штанах? К чему заранее придумывать затруднения?
Оставшись один, Питер зашагал по комнате, заложив руки за спину, прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся сверху.
– Хоть бы оказался мальчик, – бормотал он про себя.
Он остановился перед портретом хрупкой маленькой женщины, глядевшей на него с камина. Тридцать лет тому назад, в этой самой комнате, Питер так же шагал из угла в угол, заложив руки за спину, ловя каждый шорох, долетавший сверху, повторяя те же слова.
– Странно, – пробормотал Питер, – очень странно.
Дверь отворилась. Появилась сначала часовая цепочка, колыхавшаяся на круглом брюшке, а затем и сам доктор. Он вошел и затворил за собой дверь.
– Совсем здоровый ребенок, – объявил он, – лучше нефозможно шелать. Тэвочка.
Два старых джентльмена посмотрели друг на друга. Элизабет, по-видимому успокоенная, замурлыкала.
– Что же я с ней буду делать? – спросил Питер.
– Да, ошень неловкое положение, – сочувственно заметил доктор.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу