Генрих Фольрат Шумахер - Береника

Серебристые блестящие волосы окружали ее голову, как венок весенних цветов.

"Весенние цветы, которые завянут, едва распустившись", – подумал Габба, и сердце его сжалось безграничной жалостью.

Глухой рев шестидесятитысячной толпы доходил до них с арены. Звуки шагов идущих на смерть братьев, хриплый голос надсмотрщика, считавшего жертвы, – все это говорило о том, что у них оставалось немного времени.

Настала минута разлуки. Хлодомар и Габба должны были бороться в числе последних пленников. Мероэ кротко проводила их до дверей, ни одного звука не сорвалось с ее уст. Она еще раз улыбнулась уходившим на смерть. Дверь глухо захлопнулась за ними.

Хлодомар и Габба стояли на арене друг против друга, среди хохота толпы.

– Бейся отважно, Габба, – шепнул ему Хлодомар. – Может быть, если ты меня осилишь, это возбудит жалость толпы. Этот проклятый народ имеет странные капризы.

– А ты?

– Я хочу умереть. Так смотри же, когда ты увидишь, что я пошатнусь, ударь сильней, слышишь?

Габба кивнул. В глазах его было выражение твердой загадочной решимости.

Бой начался. Хотя Хлодомар был сильнее, но Габба с блестящей легкостью уклонялся от его ударов. Наконец Хлодомар решил, что пора привести в исполнение задуманное.

– Прыгни в сторону, – шепнул он, поднимая меч как бы для страшного удара. – Потом сам ударь, чтобы никто ничего не заметил.

Габба приготовился. Меч Хлодомара тяжело упал, но Габба не уклонился. Он стоял неподвижно и шептал: "Мероэ". Он упал на песок и его правая рука, державшая еще оружие в судорожно сжатом кулаке, отлетела далеко в сторону.

– Подними палец левой руки, – прошептал Хлодомар в ужасе.

Но Габба не двигался. Он с ненавистью смотрел на толпу зрителей, осыпавших его насмешками. Наконец глаза его остановились на чьем-то лице, окаймленном острой черной бородой. Он вздрогнул, и левая рука его сжалась в кулак.

– Базилид, – хрипло крикнул он. – Проклятый отец.

Рев толпы заглушил его слова. Его поднятую с угрозой руку приняли за моление о пощаде и спорили, осудить ли его или даровать жизнь. Габба увидел, как отец опустил палец вниз. Габба усмехнулся с торжеством.

– Ну, давай же, Хлодомар!

Хлодомар отшатнулся.

– Я никогда не соглашусь тебя убить, если бы даже меня пытали раскаленным железом…

– Но тогда другой нанесет мне смертельный удар, – молил Габба. – Неужели Рим увидит германца, малодушно отказывающегося занести меч?

Хлодомар крепко сжал губы и глаза его засветились презрением.

– Прости мне, Габба, – проговорил он и поднял меч. Глухой стон сорвался с его уст, глаза блуждали в мрачном ожидании по лицам зрителей. И то, на что он надеялся, к чему стремился, обезумевший от пролитой крови, свершилось.

– Это Хлодомар, – крикнул Оний громко. – Ему легко было сразить слабого карлика. Нужно выставить против него гладиатора.

Толпа криками одобрения встретила это предложение. Веспасиан подозвал к себе Этерния Фронтона.

Вскоре на арене появился один из самых знаменитых гладиаторов, любимец римских женщин.

Хлодомара охватило дикое бешенство; он с яростью бросился на нового противника. Напрасно тот пытался уклониться. Меч Хлодомара опустился на его голову. Не ожидая решения зрителей, он вонзил ему меч в горло, как это сделал против воли с Габбой.

Толпа крикнула от бешенства, но Хлодомар ответил только презрительным движением руки.

– Так вот какова ваша храбрость, римляне! – крикнул он так громко, что его слышно было на весь амфитеатр. – Теперь я начинаю верить, что вы достигли победы над Иерусалимом только хитростью и предательством…

Даже спокойное лицо Веспасиана побледнело от оскорбления. Не дожидаясь требования толпы, он сам подозвал Фронтона. И опять на арене появился гладиатор, и снова началась борьба. За ним последовал другой и третий, и наконец противники стали выходить против него по двое. Он защищался все с тем же холодным бешенством и с таким же успехом. Никто не мог устоять против него. Каждая новая победа, казалось, увеличивала его силу. Неописуемое волнение охватило толпу. Ничего подобного никогда не бывало. Лучшие гладиаторы Рима, увешанные знаками за храбрость, выходили сражаться с Хлодомаром и падали на песок от его неотразимых ударов. Когда же двое гладиаторов обратились в бегство, гнев народа внезапно перешел в восторг. Рукоплескания и крики одобрения потрясали амфитеатр, и из тысячи уст раздался, обращенный к Веспасиану, крик: