Эдвард Бульвер-Литтон - Кенелм Чиллингли, его приключения и взгляды на жизнь

Почему, когда звезды еще догорают,
На площадь валит народ?
Священного зрелища все ожидают:
С рассветом колдунья умрет.
За что же ей наказанье такое
Не портила ль нивы она?
Не сбирала ль могильных трав для настоя?
Не душила ль детей среди сна?
Нет, казалось, была в ней благая сила,
И не зналась она с сатаной:
Голодных питала, недужных лечила,
И считали ее святой.
Но праведный муж – он вернулся из Рима
Против этих деяний восстал.
Доказал он по Книге неоспоримо,
Что дьявол ей помогал.
А ведьма была знатна и богата
Властителя Клайда жена.
Лишь пеня была бы церковью взята,
Когда бы призналась она.
Гляди, палачи уже за делом,
Шериф и копейщиков ряд.
Колдунья молча стоит, вся в белом,
И тут же с Книгой аббат.
И сожгли ее, а того аббата
В епископский сан возвели.
Но сын ее рос в отцовских палатах
Наследником клайдской земли.
Он статный стал воин и в юные годы
Уже был и смел и упрям.
Спустил он корабль на суровые воды
И отплыл к полдневным краям.

Привез лорд Роналд бог весть откуда
Жену молодую домой.
Не смел бы коснуться такого чуда
Сам Уоллес [121], великий герой.
Глаза как у дикой кошки горели,
Готовой напасть на стрелка.
За столом у нее все от страха немели,
Не пили вина ни глотка.
В ее речах – рычанье собаки,
Когда птица вспорхнет перед ней.
Похож на тучу в вечернем мраке
Ее взгляд из-под властных бровей.
«Лорд Роналд, ответь, не в погоне ль за златом
Ты выбрал себе жену?»
«На Клайде сердца продаются богатым
Открой лишь пошире мошну!
Поверь, мне жена и без денег отрада:
Если б видел ее, как я,
Ты бы знал, что иных мне сокровищ не надо:
Всех краше супруга моя!»
Однажды речь заводит такую
Епископ пред королем:
«Граф Клайдский дал дьяволу власть большую,
Ведь кровь колдуньи в нем.
Невесту себе, урода и злюку,
Он привез из безбожной страны.
Превращается ночью она в гадюку,
На руке у ней – знак сатаны.
Но если шотландца упырь восточный
Неслыханно так обольстил,
Шотландец тот, без сомненья, порочный
И душу свою погубил.
Покончить бы вам с проклятым растеньем,
Пора его растоптать,
Причислить лен к церковным владеньям,
А корень огню предать!»
«Святой человек, – усмехнулся Иаков [122],
Речь твоя, как всегда, умна.
Но на пажитях церкви – богатство злаков,
Моя же нива бедна,
А рыцарь легко победит наважденье,
Коль жене не дано красоты.
Мы завтра вынесем наше решенье.
Приходи же с Книгой и ты!»

Явился на суд королевский правый
Лорд Роналд с юной женой,
И все бароны, придя для забавы,
Затряслись, встретив взор колдовской.
И с Книгой своей был епископ бледен,
Как будто он камнем стал.
Один лишь король мог смотреть на леди,
Но голос его дрожал.
«Лорд Роналд, рыцаря без упрека
Достойна должна быть жена.
Привез ты ее из страны далекой.
Из какого же рода она?
Принесла она золото или поместье?
Соблазн, видать, был большой,
Раз отдал ты руку и сердце невесте,
Что видим мы пред собой!»
Ответила леди, гневом пылая,
И смеяться никто не дерзал:
«Когда бы отца моего назвала я,
Ты склонил бы колени, вассал!
Ни поместья, ни золота я не имела,
Ни румянца девичьей щеки,
Но и стар и млад, если б я овдовела,
Искал бы моей руки.
Нет людей, кто в душе не таит вожделенья
От небес, от земных друзей.
Избраннику сердца мечтаний свершенье
Дарю я с любовью моей.
Пусть каждый себе самому ответит,
Каких он жаждет утех,
А после мой взгляд бесстрашно встретит
И вспомнит заветный свой грех!»
И вспомнили все – и король и бароны,
Каких кто жаждал утех.
И каждый, чудовищем завороженный.
Увидел заветный свой грех.
Не упыря, а прекрасной девы
Узрел он лик пред собой.
А голос ее – в нем звучали напевы,
А не звериный вой.
И страстью к красавице все воспылали
И смертью Клайду грозят.
Мечи засверкали, и грянуло в зале:
«На ней буду я женат!»
Надвинулись черные волны тумана,
Темно стало в зале от них.
И стон предсмертный раздался нежданно,
Раздался и вскоре затих.
Когда же, мелькнув из-за туч размытых,
Лучи вновь упали в окно,
Епископ мертвый лежал на плитах,
На рясе алело пятно.
Лорд Роналд спокойно стоял возле тела
И вкладывал меч в ножны.
Нахмурясь, он молвил: «Окончено дело.
Исполнен обет жены!
На что мне теперь ее вниманье?
На что красота лица?
И, помня о тайном своем желанье,
Я вижу его, мертвеца.
Заветный грех мой была расплата.
Мне долго пришлось ее ждать.
Но смыто все кровью того, кто когда-то
Сжег мою невинную мать».
Лорд Роналд прошел невозбранно вдоль зала,
И каждый потупил взор.
Свободно вышел он из портала
И сгинул навек с тех пор.
А леди, вдову его, все восхваляли
Превыше красивейших дев.
Бароны, враждуя, ее осаждали,
Спасенье души презрев.
Дай боже, чтоб никогда вожделенье
Не сулило мне темных утех
И чтобы всегда мне внушал отвращенье
Мой заветный грех.