Эдвард Бульвер-Литтон - Семейство Какстон

Вивиен (грустно). Так второй Рим будет основан преступниками из рабочего дома, из тюрьмы и с галер?

Пизистрат. В этой новой почве, в труде, на который она позывает, в надежде, которую вселяет, и в понятии о собственности, на которое наводит осязаемо, есть что-то побуждающее к нравственному перерождению. Возьмите всех этих теперешних колонистов: что-бы их ни привело сюда, какого-бы ни были они происхождения, – здесь они составляют прекрасное племя, трудолюбивое, смелое, откровенное, и все еще грубое в этой части Австралии, но которое окончательно сделается, я уверен, столько же честным и просвещенным, как население южной Австралии, откуда исключены приговоренные преступники: и это очень благоразумно, потому-что такое отличие возбудит соревнование. В ответ на ваш вопрос я прибавлю только, что, по-моему, даже самая-необузданная часть нашего народа вряд ли хуже разбойников, которые сходились вокруг Ромула.

Вивиен. Но разве не были они солдаты? Я говорю о первых Римлянах.

Пизистрат. Друг мой, мы далеко ушли от этих отверженцев, потому-что можем владеть землями, домами и жонами (хотя последнее и мудрено, и хорошо что нет в соседстве белых Сабинянок) без того насилия, которое было необходимым условием их существования.

Вивиен (помолчав). Я написал к моему отцу и к вашему еще подробнее: в одном письме определил мое желание, в другом старался объяснить чувства, меня побуждающие.

Пизистрат. И письма отправлены?

Вивиен. Отравлены.

Пизистрат. И вы не показали их мне?

Вивиен. Не упрекайте меня. Я обещал вашему отцу раскрыть перед ним вполне мое сердце, как только оно будет смущено и беспокойно. Обещаю вам теперь, что послушаюсь его совета.

Пизистрат (грустно). Что в этой военной жизни такого, что вы думаете найти в ней более возбудительных средств о занимательных приключений, нежели в настоящем вашем положении?

Вивиен. Отличие! Вы не видите разницы между нами. Вам надо только нажить состояние, а мне – искупить имя; вы спокойно смотрите в будущее, мне нужно смыть чорное пятно из прошедшего.

Пизистрат (нежно). Оно смыто. Пять лет не бесплодного сожаленья, а мужественного преобразования, постоянного труда и такого поведения, что даже Гай, на которого я смотрю, как на воплощение английской честности, почти сомневается способны ли вы управлять одним из наших заведений, – характер до того благородный, что я не дождусь времени, когда вы примете опять незапятнанное имя вашего отца и дадите мне возможность гордиться перед светом нашим родством: все это, наверное, достаточно искупает ошибки, произошедшие от детства, лишенного воспитания, и бродяжнической юности.

Вивиен ( нагибаясь на лошади и положив руку на мое плечо ). Добрый друг мой, скольким я вам обязан! (оправившись от смущения, продолжает спокойнее). Но разве вы не видите, что чем яснее и полнее становится во мне чувство долга, тем совесть моя делается впечатлительнее и больше упрекает меня, и чем лучше я понимаю моего благородного отца, тем более я должен желать сделаться тем, чего он ждал от своего сына. Неужели, вы думаете, он будет доволен, если увидит меня пасущим стадо или торгующимся с колонистами? Разве не было любимой его мечтою, чтоб я избрал его карьеру? Разве не слыхал я от самих вас, что не будь вашей матери, он и вас-бы уговорил вступить в военную службу? У меня нет матери. Тысячи ли я наживу, десятки ли тысяч этим ремеслом, отцу моему это не сделает и половины того удовольствия, какое почувствовал-бы он, еслибы прочел имя мое, похваленное в отчете о военных действиях? Нет, нет! Вы выгнали цыганскую кровь: теперь говорит солдатская. О, хоть-бы один день я мог прославиться на одном пути с нашими славными предками, хоть-бы один день потекли слезы гордости из тех глаз, которые плакали от стыда за меня, чтоб и она в своем блеске, сидя рядом с своим любезным лордом, сказала: «да, сердцем он был не низок!» Не спорьте со мной: это не поведет ни к чему. Молитесь, лучше, чтобы исполнилось мое желанье, потому-что, уверяю вас, если я буду осужден остаться здесь, я громко роптать не стану, я сумею двигаться в этом кругу необходимых обязанностей, подобно животному которое приводит в движение колесо мельницы! но сердце мое изноет, и скоро придется вам написать над моей могилой эпитафию бедного поэта, о котором вы говорили, что его настоящее горе была жажда славы: «здесь лежит тот, чье имя было написано на воде».