Уильям Берроуз - Джанки

Гораздо лучших результатов я добивался с помощью лицевой невралгии, предварительно разыскав в справочнике информацию о симптомах и заучив их наизусть. Рой подкреплял свое желчнокаменное гониво постоперационным шрамом на животе.

В кирпичном викторианском доме на Уэст-Севентиз проживал один старомодный доктор. Перед ним было просто необходимо предстать в облике джентльмена. Если вам удавалось пройти в его кабинет, значит, облик покатил, но, невзирая на это, он выписывал только три рецепта. Другой врач был вечно пьян, и всех делов-то было, застать его в нужное время. Довольно часто он выписывал рецепт неправильно, приходилось возвращать на правку. В таком случае с определенной долей вероятности сей слуга Гиппократа мог заявить, что это подлог, и порвать его в клочья. Третий пребывал в глубоком старческом маразме, и приходилось самому помогать ему выписывать. Тут он мог забыть, что делал, положить ручку и предаться долгим воспоминаниям о пациентах высшего общества, прибегнувших к его услугам. Особенно любил рассказывать о неком генерале Горе, сказавшем однажды: «Доктор, я обращался в клинику Майо, но должен сказать, что вы знаете больше, чем весь тамошний персонал, вместе взятый». Остановить дедка было невозможно, и наркоман, доведенный до белого каления, терпеливо все это выслушивал. Зачастую в самую последнюю минуту врывалась докторская жена и рвала рецепт ко всем чертям или по крайней мере отказывалась заверить, когда запрашивала аптека.

Вообще-то пожилые врачи в отличие от молодых более предрасположены к выписке. Одно время клевым источником были врачи-эмигранты, но очень скоро наркоманы их засветили. И весьма часто, услышав о наркотиках, они просто зверели и угрожали вызвать полицию.

Эскулапы взращены на раздутых представлениях о своем исключительном положении в обществе, причем настолько, что в целом конкретный подход представляется наихудшим из возможных вариантов. Они не верят вашим болезным историям, но тем не менее желают хоть что-нибудь услышать для проформы. Выходит нечто вроде восточного ритуала сохранения хорошей мины при плохой игре. Один парень играл в благородного, отказываясь выписать неприличный рецепт даже за тысячу долларов. Остальные же из кожи лезли вон, чтобы представить происходящее как рабочие отношения с законопослушными пациентами. А если ты заявишь с порога: «Послушайте, док, мне нужен рецепт на эМ-эС и я готов заплатить за него двойную цену», – коновал придет в бешенство и вышвырнет тебя из кабинета. Врач – он тоже вроде больного; к каждому нужен индивидуальный подход, иначе останешься на бобах.

Рой стал таким кремнистым джанки, что для того чтобы держаться с ним наравне и получать свою долю, мне и Герману приходилось колоть больше, чем нам требовалось. Экономя джанк, я стал пускать по основной, да и кроме того, немедленный приход оказался гораздо лучше. С выдачей по рецептам у нас была куча обломов. Большинство аптек выдавало морфий по рецептам только два, а то и один раз, во многих и того не делали, просто посылали. Лишь в одной мы каждый раз затаривались и в конце концов все стали сносить туда, невзирая на совет Роя распылять по разным местам, чтобы инспектору было труднее их вычислить. Слишком уж напряжно было таскаться от одной аптеки к другой, так что обычно мы закруглялись, принося их в одно и то же место. Я научился тщательно прятать свой продукт – «заныкивать», как говорят «по фене». Рою и Герману никак не удавалось обнаружить и немного попользоваться.

Взять джанк, спрятанный другим джанки, – значит «раскрутить (кинуть, поставить) его на заначку». Уберечься от этой формы воровства, особенно если торчишь вместе, довольно трудно, потому что джанки прекрасно знают, где искать заначки. Некоторые таскают свой продукт на себе, попадая, таким образом, в случае полицейского шмона под статью за хранение.

Приступив к ежедневному употреблению джанка, часто по несколько раз, я перестал пить и шляться по ночам. Когда сидишь на опиатах, то не пьешь. По всей видимости, тело, в клетках которого остается много джанка, не переваривает алкоголь. Спиртное остается в желудке, медленно вызывая тошноту, заторможенность, головокружение, и никаких тебе приходов, просто хреново. Опиаты могли бы стать незаменимым, верным средством для лечения алкоголиков. Перестал я также принимать ванну. Когда торчишь, ощущение воды на коже, по некоторым причинам, неприятно. Принять душ или ванну джанки можно заставить только по принуждению. Масса чепухи была написана о мнимых изменениях, которым подвергаются люди, как только садятся на наркоту. Ни с того ни с сего наркоман смотрит на себя в зеркало и не узнает. Настоящие изменения трудно точно определить – они не застывают в зеркальном отражении. Дело в том, что, как только начинает прогрессировать привыкание, наркоман вступает в «мертвую зону». Он вообще не осознает, что сел. «В подсадке нет необходимости, – говорит он, – если ты осторожен и соблюдаешь некоторые правила, такие как вмазка через день». Но в действительности эти правила не соблюдаются, и каждый дополнительный укол расценивается как исключительный. Все наркоманы, с которыми я общался, утверждают, что были весьма удивлены, задним числом обнаружив первую подсадку. А многие относили появившиеся симптомы к каким-либо другим заболеваниям.