Пелам Гренвилл Вудхаус - Радость поутру. Брачный сезон. Не позвать ли нам Дживса? (сборник)

Я бы мог, наверное, еще окликнуть ее, но как-то не хотелось. От того, что она мне наговорила, у меня началась дрожь по всему телу. Осознав, как непрочен фундамент, на котором зиждется любовь Сыра и Флоренс, я пришел в такой ужас, что вынужден был выкурить, не сходя с места, пару успокоительных сигарет, прежде чем пуститься в дальнейший путь.

Немного приободрившись и уговаривая себя, что это не более чем минутная размолвка влюбленных и в кратчайшее время все уладится, я дал газу и через несколько минут уже встал на якорь на задах «Укромного уголка».

«Укромный уголок» оказался совсем неплохим домишком, расположенным в живописном месте. Немного в старомодном вкусе, а так не к чему придраться. Тростниковая кровля, окна в частый ромбик, на лужайке под окном – альпийская горка. Словом, все говорило о том (и не обманывало, как я узнал впоследствии), что прежде здесь обитала пожилая женщина из хорошей семьи, имевшая несколько кошек.

Я вошел, поставил маленький чемоданчик в прихожей и стоял, озираясь и принюхиваясь к запахам плесени, обязательно поселяющейся в старинных жилищах, и постепенно осознал, что здесь, в этом жилище, кроме запахов, имеется кое-что еще. То есть, говоря попросту, мне начало казаться, что мой домик заселен не только плесенью, но и привидениями.

Натолкнули меня на такую мысль странные звуки, раздававшиеся где-то поблизости, то что-то брякнет, то грохнет, и напрашивалось предположение, что здесь не без полтергейста или еще какой-нибудь чертовщины.

Звуки, похоже, доносились из-за закрытой двери в конце коридорчика, и я поспешил им навстречу, желая выяснить, в чем дело, ибо я не намерен был, черт подери, допускать, чтобы здесь разгуливали всякие полтергейсты, как будто у себя дома. Сделал два шага – и растянулся, споткнувшись о ведро, которое кто-то оставил на дороге. Только я поднялся, потирая пострадавшее место, как вдруг дверь распахнулась и вышел небольшой мальчик с мордочкой хорька. На нем была форма бойскаута, и я без труда, несмотря на жирный слой грязи, покрывающий его остренькие черты, признал в нем младшего брата Флоренс – Эдвина, в которого Боко имел обыкновение швыряться фарфоровыми безделушками.

– А, Берти, привет, – произнес он с улыбкой поперек всей своей мерзкой физиономии.

– Привет, юный нахал, – вежливо ответил я. – Что ты тут делаешь?

– Прибираюсь в доме.

Я сразу перешел к самому важному делу:

– Это ты оставил на полу ведро?

– Где?

– Посередине прихожей.

– Точно! Я теперь вспомнил. Я поставил его там, чтобы не загораживать проход.

– Ясно. Ну так вот, тебе, наверное, будет интересно узнать, что я чуть не сломал об него ногу.

Он весь встрепенулся, в глазах загорелся фанатичный огонь, как будто перед мальчишкой вдруг возникло блюдце с мороженым.

– Слушай! Правда чуть не сломал? Вот это удача! Я окажу тебе первую медицинскую помощь.

– Как бы не так. Ничего ты мне не окажешь.

– Но если ты сломал ногу…

– Я не сломал ногу.

– Сам сказал, что сломал.

– Просто выражение такое.

– Ладно. Зато у тебя, может быть, растяжение связок.

– У меня нет растяжения связок.

– Я умею оказывать первую помощь при ссадинах.

– И ссадин у меня нет. Не подходи! – заорал я, готовый защищаться до последнего.

Мы оба помолчали. У юного Эдвина был растерянный вид. Мой решительный отпор его явно озадачил.

– Можно, я наложу тебе повязку?

– Только попробуй, получишь по уху.

– Но может начаться гангрена.

– У меня нет оснований этого опасаться.

– Дурацкий же вид у тебя будет с гангреной.

– Нет, не будет у меня дурацкого вида. У меня будет прекрасный вид.

– Я знаю одного типа, который сломал ногу, она у него почернела, и пришлось ее отрезать до колена.

– У тебя, мне кажется, довольно странные знакомства.

– Давай я пущу на нее холодную воду из крана.

– Нет.

Он опять посмотрел на меня с недоумением. Я совсем сбил его с толку.

– Ну, тогда я пойду обратно на кухню, – сказал он. – Займусь дымоходом. Надо его хорошенько вычистить. Этот дом, если бы не я, был бы в ужасном состоянии, – заключил он с вопиющим самодовольством, от которого меня покоробило.

– То есть как это, если бы не ты? – парировал я его выпад со свойственным мне остроумием. – Ты тут, конечно, сеял разруху и опустошение.

– Ничего подобного, – возразил он, явно задетый за живое. – Я приводил дом в порядок. Флоренс поставила тебе цветы в гостиной.

– Знаю, она мне сказала.