По дороге в Бреджильд было у меня маленькое приключение. В вагоне, где я сидел, оказалось еще трое пассажиров, на которых я взглянул мельком, прежде чем погрузиться в чтение газеты. Одна из них была пожилая дама, с круглым розовым лицом в золотых очках и в шляпке, отделанной красным бархатом. С ней были двое молодых людей, дочь и сын по моему соображению: спокойная, миловидная девушка лет двадцати, в черном, и невысокий, плотный парень годом или двумя старше. Обе дамы сидели друг против друга поодаль, а сын (предполагая, что это был сын) против меня. Мы ехали час или больше, и я не обращал никакого внимания на эту компанию, только невольно улавливал ухом обрывки их разговора. Младшая, которую называли Винни, обладала, как я заметил, очень приятным и мягким голосом. Она называла старшую «мама», что подтвердило мое предположение. Итак, я сидел, читая газету, как вдруг почувствовал, что мой визави толкает меня в ногу. Я отодвинулся, думая, что это простая случайность, но тотчас затем получил толчок еще более сильный. Я сердито опустил газету и сразу увидел, в чем дело. Ноги его судорожно дергались, руки тряслись и колотили в грудь, глаза закатывались так, что была видна радужная оболочка. Я бросился к нему, расстегнул на нем воротник и жилет и уложил его на сиденье.
– Не пугайтесь! – крикнул я. – Это эпилепсия, припадок сейчас пройдет.
Взглянув на дам, я увидел, что девушка сидит неподвижно, бледная как полотно. Мать достала скляночку и была совершенно спокойна.
– У него часто бывают такие припадки, – сказала она, – вот бромистый калий.
– Припадок проходит, – отвечал я, – присмотрите за Винни.
Я ляпнул это, ибо мне показалось, что она близка к обмороку, но минуту спустя нелепость моего обращения была ясна нам всем; мать засмеялась, а я и девушка за ней. Сын открыл глаза и перестал биться.
– Простите, – сказал я, когда помог ему оправиться. – Я слышал только это имя и впопыхах не соображал, что говорю.
Они снова добродушно засмеялись, и когда молодой человек оправился вполне, между нами завязалась дружеская беседа. Удивительно, как быстро вторжение какой-нибудь житейской реальности сметает всю паутину этикета. Спустя полчаса мы знали друг о друге решительно все, по крайней мере я о них знал все. Фамилия матери миссис Лафорс, она осталась вдовой с двумя детьми. Она предпочитала не вести своего хозяйства, а жить в комнатах, путешествуя из одного курорта в другой. Единственной их заботой была нервная болезнь сына, Фрэда. Теперь они ехали в Берчспул в надежде, что тамошний воздух, поможет ему. Я со своей стороны рекомендовал вегетарианизм, который, по моим наблюдениям, удивительно действует в подобных случаях. Мы болтали очень весело, и я думаю, обе стороны расставались с сожалением, когда доехали до станции, где им нужно было пересесть. Миссис Лафорс дала мне свою карточку, и я обещал зайти к ним, если попаду когда-нибудь в Берчспул.
Было около шести часов, и наступали сумерки, когда мы прибыли в Бреджильд. Первое, что я увидел, выглянув из окна, был Колингворт, совершенно тот же, что всегда, – он расхаживал быстрыми шагами по платформе, в расстегнутом сюртуке, головой вперед и сверкая своими крупными зубами, как породистый бульдог. Увидев меня, он заржал от удовольствия, чуть не вывернул мне руку и в восторге хлопнул меня по плечу.
– Милейший мой! – сказал он. – Мы очистим этот город. Говорю вам, Монро, мы не оставим в нем ни одного доктора. Теперь они кое-как добывают масло к своему хлебу, ну а когда мы вдвоем примемся за дело, придется им жевать его сухим. Слушайте, дружище! В этом городе сто двадцать пять тысяч жителей, все требуют врачебной помощи, и ни одного путного докторишки! Парень, нам остается только забрать их всех. Я стою и забираю деньги, пока не онемеет рука.
– Но почему же это? – спросил я, пока мы пробирались сквозь толпу. – Неужели здесь так мало докторов?
– Мало! – гаркнул он. – Черт побери, они тут кишмя кишат. Если вы выскочите из окна, то упадете на голову доктору. Но все это – да вот, вы сами увидите. Вы шли пешком ко мне в Авонмут, Монро. Ну а в Бреджильде я не допускаю моих друзей ходить пешком. А, что?
Изящная карета, запряженная парой прекрасных вороных лошадей дожидалась перед подъездом станции. Щеголеватый кучер приложил руку к шляпе, когда Колингворт отворил дверцу.
– К которому из домов, сэр? – спросил он.
Колингворт взглянул на меня, желая видеть, что я думаю о таком вопросе. Между тем я нимало не сомневался, что он научил кучера предлагать его. Он всегда был мастер пускать пыль в глаза, но обыкновенно чересчур низко оценивал сообразительность окружающих.
Читать дальше