Артур Конан Дойл - За городом. Вокруг красной лампы (сборник)

Адмирал засмеялся.

– Вы похожи на фотографа, Уокер, – сказал он, – все это было напето вам в уши, а теперь вы повторяете это по порядку. Все, что вы говорите, ведет прямо к бунту, потому что у мужчины есть свои обязанности, а у женщины свои, но они не похожи одни на другие, потому что у мужчины и у женщины – натура не одинаковая. Надо ждать того, что скоро у нас какая-нибудь женщина поднимет свой флаг на флагманском корабле и будет командовать Ламаншской эскадрой.

– Но ведь у нас царствует женщина, которая управляет всем народом, – заметила его жена, – и все согласны в том, что она правит лучше мужчин.

Адмиралу был нанесен чувствительный удар.

– Ну, это совсем другое дело, – сказал он.

– Вы должны прийти на их ближайшее собрание. Я буду на нем председательствовать, – я это обещал миссис Уэстмакот. Однако становится холодно – моим девочкам пора идти домой. Доброй ночи! Завтра я зайду за вами после завтрака, и мы пойдем вместе гулять, адмирал.

Старый моряк посмотрел вслед своему приятелю и подмигнул.

– Сколько ему лет, мать?

– Должно быть, около пятидесяти.

– А миссис Уэстмакот который год?

– Я слышала, что ей сорок три.

Адмирал потер руки и весь затрясся от смеха.

– На этих днях мы увидим, что три и два равняются одному, – сказал он. – Я буду биться с тобой об заклад на новую шляпу, мать.

– Скажите мне, пожалуйста, мисс Уокер, – вы все знаете, – какая самая лучшая профессия для молодого человека двадцати шести лет, который мало учился и не особенно понятлив от природы?

Слова эти были сказаны Чарльзом Уэстмакотом в тот же самый летний вечер, о котором была речь раньше, на лужайке для тенниса, хотя уже наступили сумерки и игра прекратилась.

Молодая девушка, подняв кверху глаза, посмотрела на него: его слова показались ей смешными и удивили ее.

– Это вы говорите о себе?

– Вы угадали.

– Что же я могу сказать вам на это?

– Мне не с кем посоветоваться. Я думаю, что вы мне посоветуете лучше, чем кто-либо другой. Я дорожу вашим мнением.

– Это для меня очень лестно.

Тут она опять посмотрела на его серьезное лицо, по которому было видно, что он ждет от нее ответа, – лицо с глазами саксов и падающими вниз белокурыми усами, – она подумала, не шутит ли он. Напротив, он с величайшим вниманием ждал, что она скажет в ответ.

– Это зависит, знаете ли, главным образом от того, что вы можете делать. Я не настолько вас знаю, чтобы сказать, какие у вас таланты.

Они шли медленными шагами по лужайке, направляясь к дому.

– У меня нет никаких талантов, то есть таких талантов, о которых стоило бы говорить. У меня плохая память, и я очень туп.

– Но у вас большая физическая сила.

– О, это ровно ничего не значит! Я могу поднять с земли стофунтовую железную полосу и держать ее до тех пор, пока мне не велят положить ее на место. Но разве это профессия?

В уме мисс Уокер мелькнула шутка, которая пришла ей в голову, потому что одно и то же слово «bar» означает и полосу железа и занятие адвокатурой, но ее собеседник имел такой серьезный вид, что она подавила в себе желание пошутить.

– Я могу проехать милю на велосипеде по мощеной дороге за четыре минуты пятьдесят секунд и за городом за пять минут двадцать секунд, но какая мне от этого польза? Я мог бы быть профессиональным игроком в крокет, но это нельзя назвать почетным положением. Что касается лично меня, то я совсем не забочусь о почете, но это огорчило бы мою старуху.

– Вашу тетушку?

– Да, мою тетушку. Мои родители были убиты во время восстания, когда я был еще грудным ребенком, и она с тех пор взяла меня на свое попечение. Она была очень добра ко мне. Мне было бы жаль расстаться с ней.

– Но зачем же вам расставаться с ней?

Они подошли к воротам сада, и молодая девушка, наклонив свой отбойник к верхней перекладине, смотрела с серьезным видом и с участием на своего собеседника в белом фланелевом костюме.

– Из-за Броунинга, – сказал он.

– Что это значит?

– Не говорите тетушке, что я сказал это. – При этом он понизил голос до шепота. – Я ненавижу Броунинга.

Клара Уокер так весело расхохоталась, что он позабыл все страдания, которые пришлось ему вынести от этого поэта, и сам расхохотался.

– Я его не понимаю, – сказал он, – я хоть стараюсь понять, но он слишком труден. Конечно, это происходит оттого, что я очень глуп, – я этого не отрицаю. Но так как я не могу его понимать, то ни к чему и делать вида, будто я его понимаю. И, разумеется, это очень огорчает ее, потому что она обожает его и любит читать его вслух по вечерам. Теперь она читает одну вещь под заглавием «Пиппа проходит», и уверяю вас, мисс Уокер, что я не понимаю даже и смысла этого заглавия. Вы, конечно, думаете, что я страшно глуп.