Френсис Фицджеральд - Отбой на заре. Эхо века джаза (сборник)

Было пять вечера, и на дворе в этот приятный и романтический час перед ужином собралась небольшая толпа ребят – лучше этого часа, пожалуй, лишь промежуток летних сумерек, наступающий вслед за ним. Бэзил и Рипли рассеянно объехали на велосипедах вокруг двора, периодически скрываясь под деревьями, останавливаясь то тут, то там, чтобы хлопнуть кого-нибудь по плечу. Они прикрывали глаза от блеска заходящего солнца, которое, как и сама юность, светит слишком ярко, чтобы на него можно было смотреть прямо, и требует, чтобы его свет приглушался, пока оно не погаснет совсем.

Бэзил подъехал к Имогене Биссел и от нечего делать продемонстрировал, как он умеет кататься на одном колесе. Видимо, его лицо в тот момент чем-то ее привлекло, потому что она посмотрела на него – посмотрела на него понастоящему – и медленно улыбнулась. Через несколько лет ей суждено было стать красавицей и королевой множества балов. Но в то время большие карие глаза, крупный, красивой формы рот и румянец на худощавых скулах делали ее похожей на эльфа, что раздражало тех, кто любит, чтобы дети выглядели самым обычным образом. На миг Бэзилу приоткрылось будущее, и он внезапно поддался чарам ее жизненной силы. Впервые в жизни он почувствовал девушку как нечто цельное, прямо противоположное себе, созданное для того, чтобы его дополнять, и почувствовал приятный озноб от смеси радости и боли. Это было абсолютно ясное переживание, и он воспринял его совершенно сознательно. Летний вечер внезапно растворился в ней одной: теплый воздух, тенистые живые изгороди, усыпанные цветами холмы, оранжевый солнечный свет, смех и голоса, доносившееся из дома через дорогу бренчание на фортепьяно, – все это вдруг словно утратило свой аромат, передав его лицу сидевшей Имогены, посмотревшей на Бэзила с улыбкой.

На мгновение Бэзил почувствовал, что переживание было для него чересчур сильным. Он постарался о нем забыть, потому что был не способен его воспринять, не осмыслив его сначала наедине с самим собой. Он принялся быстро наворачивать круги на велосипеде; проехал рядом с Имогеной, даже не взглянув на нее. Когда через некоторое время Бэзил вернулся назад и спросил, может ли он проводить ее сегодня домой, тот момент – если она вообще его почувствовала – был ею уже забыт, и она очень сильно удивилась. Они пошли по улице, и Бэзил повел свой велосипед рядом.

– Выйдешь сегодня вечером гулять? – волнуясь, спросил он. – На дворе Уортонов, наверное, будет много народу.

– Я спрошу у мамы.

– Я позвоню тебе по телефону! Если ты не пойдешь, я тоже не пойду!

– Почему? – Она опять ему улыбнулась, вселяя в него надежду.

– Потому что не хочу.

– Но почему ты не хочешь?

– Послушай, – быстро сказал он, – кто из ребят нравится тебе больше, чем я?

– Никто. Больше всех мне нравишься ты… и еще Хьюберт Блэр.

Бэзил не почувствовал никакой ревности, услышав рядом со своим именем еще одно. С Хьюбертом Блэром ничего нельзя было поделать – к нему можно было лишь отнестись философски, как и делали все ребята, занимаясь критическим разбором девичьих сердец.

– А мне больше всех нравишься ты! – отчаянно признался он.

Масса пестревшего розовыми облаками неба над головой теперь не казалась непреодолимой. Он стремительно погружался в океан невыразимого очарования, а внутри него вздымались теплые волны, которые он устремлял потоками – вместе со всей своей жизнью – к этой девушке.

Они подошли к воротам ее дома.

– Зайдешь в гости, Бэзил?

– Нет. – Он понял, что совершил ошибку, но сказанного не воротишь. Нечто неосязаемое только что от него ускользнуло. Но он все же не спешил уходить. – Хочешь, я подарю тебе кольцо своей школы?

– Да, если ты так хочешь…

– Я принесу его вечером. – И его голос слегка дрогнул, когда он добавил: – Но только в обмен!

– На что?

– Так, пустяки…

– Что? – Ее румянец усилился; она поняла.

– Ты знаешь. Будешь меняться?

Имогена смущенно огляделась вокруг. В медово-сладкой тишине, сгустившейся у крыльца, Бэзил затаил дыхание.

– Это просто неслыханно… – прошептала она. – Но, может быть… До вечера!

Настало лучшее время дня, и Бэзил был ужасно счастлив. Лето он с матерью и сестрой проведет на озерах, а осенью его отправят в школу-пансион. Затем он поступит в Йель, станет выдающимся спортсменом – если, конечно, эти две мечты расположить хронологически друг за другом, ведь сейчас они сосуществовали независимо, бок о бок, – а уже после этого пора будет становиться благородным грабителем. Все шло отлично. В его голове носилось столько заманчивых идей, что ему иногда с трудом удавалось уснуть.