Кристофер Ишервуд - Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин

Он вручил мне толстую пачку бумаги и встал из-за стола. Ростом он был даже меньше, а в плечах – шире, чем показался мне тогда на сцене. Он положил руку Артуру на плечо.

– Все, что вы мне рассказали, – крайне интересно. – Он пожал нам обоим руки и расцвел широчайшей – прощальной – улыбкой. – А вы уж будьте добры, – шутливо добавил он, обращаясь к Артуру, – не втягивайте молодого человека в ваши темные дела.

– Нет, что вы, уверяю вас, мне бы такое и в голову не пришло. Его безопасность и благополучие мне дороги почти так же, как мои собственные, – хотя, конечно, в несколько меньшей степени… Ну, ха-ха-ха, не стану больше отнимать у вас вашего драгоценного времени. До свидания.

Разговор с Байером вернул Артуру приподнятое состояние духа:

– Вы произвели на него благоприятное впечатление, Уильям. Нет-нет, уж вы мне поверьте. Я это сразу понял. А он по части человеческой природы тот еще дока. Мне кажется, ему понравилось, как я вел себя на Александерплац. Как вы считаете?

– Наверняка понравилось.

– Вот и мне так показалось.

– А кто он вообще такой? – спросил я.

– Я сам почти ничего о нем не знаю, Уильям. Слышал, что начинал он как химик-исследователь. Не думаю, чтобы родители у него были из рабочих. По нему не скажешь, ведь правда? В любом случае его настоящая фамилия никак не Байер.

После этой встречи мне захотелось увидеться с Байером еще раз. С переводом я покончил быстро, как только смог, выкраивая время в перерывах между уроками. Ушло на это два дня. Рукопись представляла собой отчет о целях и обстоятельствах осуществления ряда забастовок, а также о мерах, принятых для обеспечения семей бастующих одеждой и продовольствием. Главную трудность представляли многочисленные и постоянно встречающиеся в тексте аббревиатуры, начальные буквы каких-то причастных к делу организаций. Поскольку я понятия не имел, как большая часть этих организаций называется по-английски, придумать, как и чем заменить эти аббревиатуры, я тоже был не в состоянии.

– Это не так уж и важно, – ответил Байер, когда я задал ему этот вопрос. – Мы сами доведем все, что нужно, до ума.

Было в самом его тоне что-то неуловимо для меня унизительное. Рукопись, которую он дал мне для перевода, не представляла ровным счетом никакой важности. Вероятнее всего, ее даже не станут отправлять в Англию. Байер дал ее мне вместо игрушки, чтобы избавиться от назойливого и бесполезного для дела восторженного юноши как минимум на неделю.

– Ну как работа, заинтересовала? – продолжил он. – Рад. В наши дни каждый человек обязан быть в той или иной степени осведомлен об этой проблеме. Вы читали что-нибудь у Маркса?

Я ответил, что как-то раз пытался продраться через Das Kapital.

– Ну, для начала это слишком. Попробуйте начать с «Коммунистического манифеста». И с некоторых брошюр Ленина. Погодите, я вам сейчас достану…

Он был само дружелюбие. И совсем не спешил от меня отделаться. Неужто у него и вправду не было на сегодняшний вечер никаких более важных дел? Он спросил меня об условиях жизни в лондонском Ист-Энде, и я попытался восстановить в памяти впечатления, оставшиеся с тех пор, как три года тому назад я прожил там несколько дней в, так сказать, познавательных целях. Его внимание уже само по себе льстило и рождало ответную потребность быть полезным. Почти все время говорил я, а он меня слушал. Получасом позже, когда с книгами и еще одним переводом под мышкой я совсем было собрался попрощаться, Байер внезапно задал мне вопрос:

– А вы давно знакомы с Норрисом?

– Уже больше года, – машинально ответил я, не успев сообразить, к чему, собственно, меня об этом спрашивают.

– В самом деле? И где вы познакомились?

На сей раз особенности его интонации от моего внимания не ускользнули. Я пристально посмотрел на него. Но в этих необычайных глазах не было ни тени подозрительности, ни тени угрозы или лукавства. С мягкой улыбкой на лице он просто сидел и ждал моего ответа.

– Мы познакомились в поезде, по пути в Берлин.

Во взгляде Байера мелькнула тень удивления. И с обезоруживающей, мягкой прямотой он спросил:

– Вы с ним действительно близко дружите? Вы часто видитесь?

– Да. Очень часто.

– У вас, должно быть, не слишком много друзей-англичан здесь, в Берлине?

– Да, конечно.

Байер с серьезной миной кивнул. А потом встал из-за стола и протянул мне руку:

– Мне пора. Работа. Если захотите о чем-нибудь мне рассказать, пожалуйста, не стесняйтесь, приходите в любое удобное для вас время.