Луиза Мэй Олкотт - Взрослая жизнь

Отличные вещи, не очень подходящие для теплого июльского дня, но приняты они были с восторгом. Тед с Джози немедленно «нарядились», разучили боевую пляску и принялись изумлять своих друзей дикими скачками по дому и саду, с томагавками, луками и стрелами в руках – успокоились они, только когда устали.

Красочные птичьи крылья, пышная трава из пампасов, ожерелья из раковин и прекрасные изделия из бисера, коры и перьев очень порадовали девочек. Минералы, наконечники стрел и неумелые зарисовки заинтересовали профессора, а когда ящик опустел, Дан презентовал мистеру Лори отдельный подарок – несколько индейских песен-плачей, записанных на бересте.

– Для полноты картины нам теперь не хватает только вигвама. Меня так и подмывает накормить вас за ужином кукурузными лепешками и сушеным мясом, храбрые мои воины. После такого зрелища никто не станет есть баранину с горошком, – заметила миссис Джо, обозревая живописный беспорядок в длинной прихожей, где на цветастых коврах тут и там возлежали фигуры, украшенные перьями, мокасинами и бисером.

– Лосиные носы, языки буйволов, бифштексы из медвежатины и жареный костный мозг мне больше по вкусу, но я не против смены меню; так что несите сюда барашка и это ваше зеленое мясо, – ответил Дан изнутри ящика, где он величественно расселся, будто вождь в окружении своего племени, а у ног его вытянулся могучий пес.

Девочки принялись разбирать его вещи, однако далеко не продвинулись; до какого бы предмета они ни дотрагивались, оказывалось, что у него есть собственная история – захватывающая, смешная или невероятная; в общем, они так толком ничего и не сделали, пока мистер Лори не увел Дана.

Как раз начались летние каникулы, и как любопытно было смотреть на замечательные перемены, которые приезд Дана и Эмиля привнес в тихую жизнь кружка ученых людей; с ними будто налетел живительный порыв свежего ветра. Многие студенты оставались на время каникул в колледже, а в Пламфилде и на Парнасе старались, как могли, скрасить их жизнь удовольствиями – ведь большинство были родом из дальних штатов, из бедных семей, возможностей развлекаться и приобщаться к культуре у них было мало. Эмиль, благодаря своему обаянию, пользовался колоссальной популярностью и среди юношей, и среди девушек и постоянно вращался в обществе, как это принято у моряков; Дан же явно робел при виде «прелестных ученых барышень», отмалчивался, оказавшись в их кругу, и смотрел на них, точно орел на стайку голубок. Сойтись со студентами ему оказалось проще, и он сразу же превратился в их героя. Дану пошло на пользу их искреннее восхищение его по-настоящему мужскими достижениями, ибо он очень остро ощущал пробелы в собственном образовании и часто гадал, не найдется ли в книгах уроков не менее ценных, чем те, которые он черпал из богато проиллюстрированного тома Природы. Несмотря на его молчаливость, девушки открыли для себя его многочисленные достоинства и взирали на Испанца (такое ему дали прозвище) с явственной благосклонностью; дело в том, что его черные глаза оказались куда красноречивее языка, так что добросердечные создания самыми разными прелестными способами выказывали ему свою дружескую заинтересованность.

Дан это видел и старался соответствовать – не давая воли языку, окорачивая себя в грубоватости и вообще следя за тем, какое впечатление производят его слова и поступки, – ему очень хотелось прослыть воспитанным человеком. Дружеское общение согрело его одинокое сердце, просвещенное окружение подвигало проявлять лучшие стороны характера, а перемены, которые произошли за время его отсутствия и в других, и в нем самом, сделали родной дом едва ли не новым миром. После жизни в Калифорнии в нем казалось покойно и уютно – вокруг знакомые лица, помогающие забыть многое из того, о чем сам он сожалел, и поддерживающие в нем решимость окончательно завоевать доверие этих славных юношей и уважение этих невинных дев.

Итак, днем были конные прогулки, гребля и пикники, по вечерам – музыка, танцы и театральные представления; все сходились на том, что таких веселых каникул не случалось уже много лет. Бесс сдержала слово: ее любимая глина покрывалась пылью, она же развлекалась с друзьями или занималась музыкой под руководством отца, который радовался свежим розам, расцветавшим на ее щеках, и смеху, который разогнал былую ее мечтательную задумчивость. Джози меньше ругалась с Тедом, поскольку Дан умел так на нее посмотреть, что она сразу же затихала, – и почти столь же благотворное действие он оказывал и на ее буйного кузена. Что касается этого непоседливого юноши, ему больше других помогла Окту: ее чары полностью затмили очарование велосипеда, который до того был главной отрадой его сердца. Он с утра до ночи скакал на неутомимой лошадке и стал заметно крепчать – к великой радости матери, которая опасалась, что ее бобовый стебелек растет слишком стремительно в ущерб здоровью.