Жан-Поль Сартр - Смерть в душе

Старый фермер вышел из дома. Куря трубку, он смотрел на них.

– Привет, папаша! – сказал Шарло.

– Привет, – ответил фермер, качая головой. – Э! Да уж. Привет!

Он сделал несколько шагов и стал перед ними.

– Ну что? Вы не ушли?

– Как видите, – сухо сказал Пинетт.

Старик ухмыльнулся, вид у него был недобрый.

– Я же вам говорил. Вы не уйдете.

– Может, и так.

Он сплюнул под ноги и вытер усы.

– А боши? Они сегодня придут?

Все засмеялись.

– Может, да, а может, нет, – ответил Люберон. – Мы, как и вы, ждем их: приводим себя в порядок, чтобы встретить их достойно.

Старик со странным видом посмотрел на них.

– Вы другое дело, – сказал он. – Вы выживете.

Он затянулся и добавил:

– Я эльзасец.

– Знаем, папаша, – вмешался Шварц, – смените пластинку.

Старик покачал головой:

– Странная война. Теперь гибнут гражданские, а солдаты выкарабкиваются.

– Да ладно! Вы же знаете, никто вас не убьет.

– Я же тебе говорю, что я эльзасец.

– Я тоже эльзасец, – сказал Шварц.

– Может, и так, – ответил старик, – только когда я уезжал из Эльзаса, он принадлежал им.

– Они вам не причинят зла, – уговаривал его Шварц. – Они такие же люди, как и мы.

– Как и мы! – внезапно возмутился старик. – Сучий потрох! Ты тоже смог бы отрезать руки у ребенка?

Шварц разразился смехом.

– Он нам рассказывает сказки о прошлой войне, – подмигивая Матье, сказал он.

Шварц взял полотенце, вытер большие мускулистые руки и, повернувшись к старику, объяснил:

– Они же не психи. Они вам дадут сигареты, да! И шоколад, это называется пропагандой, а вам останется только принять их, это ни к чему не обязывает.

Потом, все еще смеясь, добавил:

– Я вам говорю, папаша, сегодня лучше быть уроженцем Страсбурга, чем Парижа.

– Я на старости лет не хочу становиться немцем, – сказал фермер. – Сучий потрох! Пусть лучше меня расстреляют.

Шварц хлопнул себя по ляжке.

– Вы слышите? Сучий потрох! – передразнил он старика. – Лично я предпочитаю быть живым немцем, а не мертвым французом.

Матье быстро поднял голову и посмотрел на него; Пинетт и Шарло тоже на него смотрели. Шварц перестал смеяться, покраснел и пожал плечами. Матье отвел глаза, он не имел склонности к судейству, к тому же он любил этого большого крепкого парня, спокойного и стойкого в трудностях; ему вовсе не хотелось увеличивать его неловкость. Никто не проронил ни слова; старик покачал головой и зло посмотрел на них.

– Эх, – сказал он, – не нужно было проигрывать эту войну. Не нужно было ее проигрывать.

Они молчали; Пинетт кашлянул, подошел к желобу и с идиотским видом начал щупать кран. Старик вытряхнул трубку на дорожку, потоптал каблуком землю, чтобы зарыть пепел, потом повернулся к ним спиной и медленно вернулся в дом. Наступило долгое молчание. Шварц держался очень напряженно, расставив руки. Через некоторое время он, казалось, очнулся и с усилием засмеялся:

– Я нарочно сказал, чтобы над ним подшутить.

Ответа не последовало: все смотрели на него. И потом внезапно, хотя по видимости ничего не изменилось, что-то дрогнуло, наступила разрядка, нечто вроде неподвижного рассеивания; маленькое разгневанное общество, которое образовалось вокруг него, разбрелось, Лонжен снова принялся ковырять в зубах ножом, Люберон прочистил горло, а Шарло с невинным взором начал напевать; им никогда не удавалось упорствовать в возмущении, если речь не шла об увольнительных или еде. Матье вдруг вдохнул робкий аромат полыни и мяты: после птиц пробуждались травы и цветы; они испускали запахи, как птицы до этого испускали крики. «Действительно, – подумал Матье, – есть еще и запахи». Запахи зеленые и веселые, и мелкие, и кислые: они будут все более и более сладкими, все более и более пышными и женственными по мере того, как заголубеет небо и приблизятся немецкие танкетки. Шварц шумно потянул носом и посмотрел на скамейку, которую они накануне подтащили к стене дома.

– Ладно, – сказал он, – ладно, ладно.

Он сел на скамейку, опустил руки между коленями и ссутулился, но голову держал высоко и сурово смотрел прямо перед собой. Матье поколебался, потом подошел к нему и сел рядом. Немного погодя Шарло отделился от группы и стал перед ними. Шварц поднял голову и серьезно посмотрел на Шарло.

– Мне нужно постирать белье, – сообщил он.

Наступило молчание. Шварц все еще смотрел на Шарло.

– Не я проиграл эту войну…

Шарло как будто смутился; он засмеялся. Но Шварц продолжал свою мысль: