Майн Рид - Дары волхвов. Истории накануне чуда

– Вы, должно быть, порядком запоздали? – заметил он, как истый деловой человек, однако же с покорностью и с почтительностью.

– Запоздал! – повторил призрак.

– Семь лет как умер, – рассуждал Скрудж, – и все время в дороге…

– Все время! – сказал призрак. – И ни отдыха, ни покоя, и беспрерывная пытка угрызениями совести…

– Быстро вы путешествуете? – спросил Скрудж.

– На крыльях ветра, – ответил призрак.

– Должно быть, много стран повидали! – продолжал Скрудж.

Призрак вскрикнул в третий раз и так загремел цепью, что дозор имел бы полное право представить его в суд за ночной шум.

– О горе мне, скованному узнику! – простонал он. – Горе мне за то, что я забыл обязанность каждого человека – служить обществу, великому делу человечества, предначертанному верховным существом, забыл, что поздним сожалением и раскаянием не искупил утраченного случая к пользе и благу ближнего! И вот мой грех, вот мой грех!

– Однако же вы всегда были человеком исполнительным, умели отлично вести дела… – пробормотал Скрудж, начиная применять слова призрака к самому себе.

– Дела! – крикнул призрак, снова заламывая руки. – Моим делом было все человечество; моим делом было общее благо, человеколюбие, милосердие, благодушие и снисходительность: вот какие были у меня дела! А торговые обороты – лишь капля в безбрежном океане моих былых дел!

Он поднял цепь во всю длину руки, словно указывал на причину своих бесплодных сожалений, и снова бросил ее на пол.

– Более всего я страдаю, – продолжал призрак, – именно в эти последние дни года. Зачем проходил я тогда мимо толпы и опускал глаза лишь на блага земные, но не возносил их горе, к благодатной, путеводной звезде волхвов?! Быть может, ее свет привел бы и меня также к какой-нибудь бедной обители…

Скрудж очень испугался подобного оборота и задрожал всем телом.

– Слушай! – крикнул ему призрак. – Назначенный мне срок скоро должен закончиться…

– Слушаю, – сказал Скрудж, – только прошу вас пощадить меня, Джейкоб: нельзя ли болтать поменьше…

– Я не могу объяснить тебе, почему явился в теперешнем моем образе. Мне столько и столько раз приходилось сидеть рядом с тобой незримо…

Это признание было не из слишком приятных: Скрудж содрогнулся и вытер со лба холодный пот.

– Да еще это наказание – не самое тяжелое… Я послан известить тебя, что тебе предоставлен удобный случай и дана надежда избегнуть моей участи. Слушай же, Эбенезер!..

– Вы всегда были ко мне благосклонны и дружелюбны, – сказал Скрудж. – Благодарю вас.

– Тебя посетят три духа, – прибавил призрак.

Лицо Скруджа мгновенно подернулось такой же бледностью, как у самого призрака.

– Про этот удобный случай и про эту надежду говорили мне вы, Джейкоб? – спросил он ослабевшим голосом.

– Да.

– Я… я… полагаю, что лучше бы без них как-нибудь?

– Без их посещения для тебя нет надежды избегнуть моей участи. Ожидай первого завтра, ровно в час.

– Не могу ли я принять всех их трех разом, Джейкоб? – заметил вкрадчиво Скрудж.

– Ожидай второго в том же часу на следующую ночь, а третьего – на третью, как только пробьет последний удар двенадцати. Меня не надейся увидеть еще раз; но ради собственной выгоды помни о том, что было между нами.

Он взял со стола и повязал по-прежнему свой набородник. Скрудж поднял глаза и увидел, что таинственный посетитель стоит перед ним, полностью обмотанный цепью.

Привидение попятилось к окну, и с каждым его шагом окно поднималось выше и выше и наконец поднялось совсем.

Тогда призрак поманил Скруджа к себе, и тот повиновался. На расстоянии последних двух шагов тень Мэрли подняла руку, не допуская подходить ближе. Скрудж остановился, но уже не из повиновения, а из изумления и страха: в воздухе пронесся какой-то глухой шум и раздались несвязные звуки: вопли отчаяния, тоскливые жалобы, стоны, вырванные из груди раскаянием и угрызениями совести.

Призрак прислушивался к ним мгновение, а потом присоединил свой голос к общему хору и исчез в бледном сумраке ночи.

С лихорадочным любопытством Скрудж подошел к окну и выглянул в него.

Воздух был наполнен блуждающими и стонущими призраками. Каждый, подобно тени Мэрли, волочил за собой цепь; некоторые (может быть, секретари министров с одинаковыми политическими убеждениями) были скованы попарно; свободных не было ни одного. Некоторых при их жизни Скрудж знал лично. Наказание всех состояло, очевидно, в том, что они старались, хотя уже и поздно, вмешаться в людские дела и сделать кому-либо добро; но они утратили эту возможность навсегда.