Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)

Дикон сделал это очень просто и непринужденно. Он понимал чувства Колина лучше его самого, понимал инстинктивно, не подозревая даже, что понимает. Он стащил шапку с головы и с улыбкой оглянулся вокруг.

– Ты должен снять шапку, – сказал он Колину, – и ты тоже, Бен, и надо встать.

Колин снял шапку. Солнечные лучи блестели на его густых волосах, и он напряженно следил за Диконом.

Дикон встал среди деревьев и розовых кустов и запел просто и непринужденно, приятным и сильным детским голосом:

Когда он закончил, Бен остался стоять неподвижно, упрямо стиснув зубы, не сводя тревожного взгляда с Колина. Лицо Колина было задумчиво.

– Это очень хорошая песнь, – сказал он. – Она мне нравится. Может быть, это и есть то, что мне хочется сказать… когда я хочу крикнуть, что благодарен волшебной силе… – Он остановился и подумал, несколько озадаченный. – Быть может, это и есть волшебная сила… быть может, она именно это… Быть может, это одно и то же… Как можно знать точное название всему? Спой это опять, Дикон! Давай попробуем. Мери… я тоже хочу петь… это моя песнь. Как она начинается, Дикон? «Хвалите Господа, Который ниспосылает все блага»?

Они снова спели – Мери и Колин так мелодично, как умели; голос Дикона звучал довольно громко и красиво, а при второй строке Бен хрипло откашлялся и при третьей запел очень сильно, даже слишком. Когда затихло «аминь», Мери заметила, что с Беном случилось то же самое, что в тот день, когда он узнал, что Колин не калека, – его подбородок дергался, и сам он мигал, и его загрубелые старческие щеки были влажны.

– Я прежде никогда не понимал смысла в славословии, – сказал он хрипло, – а теперь, пожалуй, изменю свое мнение… Я уверен, что в тебе прибавилось пять фунтов весу на этой неделе, мистер Колин, целых пять!

Колин смотрел в саду на что-то, привлекшее его внимание, и выражение лица его вдруг стало испуганным.

– Кто-то идет сюда? – быстро спросил он. – Кто это?

Калитка в поросшей плющом стене тихо отворилась, и вошла какая-то женщина. Она вошла при последней строке их песни и остановилась, слушая и глядя на них. На фоне плюща, в длинной синей накидке, на которой пестрели пятна солнечного света, проникавшего сквозь листву, с приятным, свежим лицом, улыбавшимся издали среди зелени, она походила на иллюстрацию в какой-нибудь книге Колина. У нее были чудные ласковые глаза, которые, казалось, смотрели на все сразу – на всех детей, на Бена, на «тварей», на каждый распустившийся цветок. Как ни неожиданно было ее появление, никто из них не подумал, что она ворвалась к ним без позволения. Глаза Дикона так и светились.

– Это мать, вот кто это! – крикнул он и бегом пустился к ней.

Колин тоже направился к ней, а за ним и Мери.

– Это моя мать! – опять сказал Дикон, когда они встретились. – Я знал, что тебе хочется ее видеть, я ей сказал, где спрятана калитка.

Колин протянул ей руку с какой-то гордой застенчивостью.

– Мне хотелось видеть вас даже тогда, когда я был болен, – сказал он, – вас, и Дикона, и таинственный сад… А прежде мне никогда ничего и никого не хотелось видеть.

При виде его приподнятого лица ее лицо вдруг изменилось. Оно вспыхнуло, углы рта дрогнули, и глаза на миг точно заволоклись туманом.

– О, милый мальчик! – вырвалось у нее, и голос ее дрогнул. – Милый мальчик! – сказала она, а не «мистер Колин». Она, вероятно, сказала бы то же самое Дикону, если бы увидела на его лице выражение, которое тронуло бы ее. Колину это очень понравилось.

– Вы удивляетесь, что я такой здоровый? – спросил он.

Она положила руку ему на плечо и улыбнулась.

– Конечно, – сказала она, – но ты так похож на свою мать, что у меня сердце дрогнуло.

– Как вы думаете, – спросил он с некоторым замешательством, – может мой отец полюбить меня за это?

– Да, конечно, милый мальчик, – ответила она, ласково погладив его по плечу. – Он должен приехать домой, должен приехать!

– Сюзанна Соуэрби, – сказал Бен, подойдя поближе к ней, – посмотри-ка на ноги мальчика, пожалуйста! Три месяца тому назад они были похожи на барабанные палочки в чулках… и люди говорили, что они кривые. А теперь посмотри-ка на них!

Сюзанна Соуэрби засмеялась ласковым смехом.

– Они скоро будут славные, крепкие, – сказала она. – Пусть себе играет и работает в саду, да пьет и ест досыта, тогда лучше их не будет во всем Йоркшире, и слава Богу за это!