Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)

– Милорд, – сказал мистер Хевишэм, – я не буду даром тратить слов. Мое известие относится именно к лорду Фаунтлерою. И если оно верно, то перед нами спит не лорд Фаунтлерой, а только сын капитана Эрроля. Настоящий же лорд Фаунтлерой – сын вашего сына Дэвиса – находится в эту минуту в одной из гостиниц Лондона.

Граф изо всех сил схватился руками за ручки кресла, лицо его смертельно побледнело, а жилы надулись на лбу и на руках.

– Что вы говорите? Вы с ума сошли! Это ложь! – закричал он.

– Если это ложь, – ответил мистер Хевишэм, – то она чертовски похожа на правду. Дело в том, что сегодня ко мне явилась женщина и сказала, что сын ваш Дэвис женился на ней шесть лет тому назад в Лондоне. Она показала мне свое брачное свидетельство. Но почему-то они разошлись через год после свадьбы. Муж выдавал ей известную сумму денег. У нее пятилетний сын. Сама она американка, по-видимому, из простонародья, к тому же совершенно необразованна. До самого последнего времени она как следует не понимала, какие права у ее сына. Она посоветовалась с адвокатом и узнала от него, что мальчик – действительно законный наследник графа Доринкорта; конечно, теперь она настаивает на признании его прав.

При этих словах кудрявая головка на подушке зашевелилась, ребенок протяжно вздохнул и повернул свое розовое личико так спокойно, как будто известие о том, что он никогда не будет графом Доринкортом, не имело для него никакого значения.

Красивое суровое лицо старого графа было очень мрачно, и горькая улыбка появилась на нем.

– Я не поверил бы ни одному слову, – сказал он, – если б во всей этой грязной истории не было замешано имя моего сына Дэвиса – человека совершенно безнравственного, слабохарактерного, вероломного и с грубыми вкусами. Во всяком случае, это очень похоже на него! Итак, вы говорите, что эта женщина совершенно необразованная и вульгарная особа?

– Да, я даже полагаю, что она едва может подписать свое имя, – отвечал адвокат. – Это совершенно невежественная, грубая и корыстолюбивая женщина. Она думает только о деньгах. Она красива, но слишком вульгарна…

Старый адвокат замолк и брезгливо передернул плечами. Жилы на лбу старого графа налились кровью, лицо покрылось каплями холодного пота; он вынул платок и вытер лоб, горькая улыбка скривила его губы.

– А я, – сказал он, – я не хотел принять другую женщину – мать этого ребенка. – Он указал на спящего мальчика. – А она ведь умеет подписать свое имя. Я думаю, это возмездие…

Вдруг он вскочил и начал ходить взад и вперед по комнате. Гневные слова, полные горького разочарования, срывались с его губ. Им овладело такое бешенство, что было жутко смотреть на него. Но мистер Хевишэм заметил, что даже в самом сильном порыве гнева он не забывал о маленьком мальчике, спящем на атласных подушках, и все время старался не кричать слишком громко, чтобы не разбудить его.

– Мне бы следовало ожидать этого, – говорил он. – Они меня позорили со дня своего рождения. Я ненавидел их обоих, и они платили мне тем же. Дэвис был худший из двух. Но я все еще не хочу этому верить! Я буду бороться до конца. Но это похоже на Дэвиса! Похоже на него!..

И, продолжая ходить по комнате, он снова начинал расспрашивать о женщине, о ее доказательствах, то бледнея, то краснея от сдерживаемого бешенства.

Когда граф узнал все подробности и понял всю серьезность положения, мистер Хевишэм с беспокойством посмотрел на него. Он казался изменившимся, разбитым и утомленным. Припадки гнева вообще были ему вредны, но этот припадок был хуже всех, потому что тут, кроме гнева, говорило и другое чувство.

Наконец, граф медленно подошел к дивану и остановился.

– Если бы мне сказали, что я когда-нибудь буду способен так сильно привязаться к ребенку, я бы не поверил, – говорил тихо граф. – Я всегда терпеть не мог детей – а особенно своих. Его же я люблю, и он меня тоже любит. – При этих словах он горько усмехнулся. – Ведь меня не любят и никогда не любили. А он – он любит меня. Он никогда меня не боялся, всегда доверчиво ко мне относился… Я глубоко уверен, что мой внук сумеет поддержать честь нашего имени гораздо лучше, чем я. Я уверен в этом.

Тут граф нагнулся и постоял несколько минут, глядя на милое личико спящего ребенка; густые брови его были мрачно сдвинуты, но выражение лица не казалось суровым. Он отвел рукою светлые кудри со лба мальчика, затем повернулся и позвонил. Явившемуся на звонок лакею он приказал с легкой дрожью в голосе: