Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки. Проблеск истины

– Вот не повезло, – посочувствовал я не слишком искренне – хорошее настроение не позволяло проникнуться чужой бедой. Мы со Стариком не чувствовали под собой ног от усталости, сидели, пили виски и болтали ни о чем.

На следующий день мы пошли на охоту за сернобыками в сухую и пыльную долину Рифт-Велли и заметили стадо довольно далеко – за лесистыми холмами, выше масайской деревни. Можно было бы принять их за масайских ослов, если б не великолепные, расположенные под косым углом черные рога. Присмотревшись, я увидел, что два или три самца были заметно лучше остальных. Сидя на траве, я выбрал одного, показавшегося мне лучшим, и, когда стадо разбрелось, прицелился и выстрелил. Я слышал удар пули и видел, как сернобык, отделившись от остальных, стал описывать круги все быстрее и быстрее. Понимая, что ему пришел конец, я больше не стрелял.

Оказалось, я убил как раз того сернобыка, которого наметил себе Карл. Этого я знать, конечно, не мог, но сознательно выбрал лучшего, эгоистически стремясь хоть на этот раз преуспеть в добыче. Впрочем, Карлу удалось, прежде чем стадо унеслось, подняв облако серой пыли, убить другого сернобыка, ничем не хуже моего. Если б не великолепные рога, охота на них представляла бы не больше интереса, чем охота на ослов. Как только подъехал грузовик, а М’Кола и Чаро освежевали головы убитых сернобыков и разделали туши, мы отправились домой сквозь застилающую глаза, облепившую наши лица серую пыль, а долина преобразилась в бесконечное знойное марево.

В этом лагере мы провели два дня. Мы обещали друзьям на родине привезти в подарок зебровые шкуры, а чтобы должным образом их обработать, требовалось время. Охота на зебр радости не приносила: после холмов равнина с высохшей травой выглядела скучной, изнурительно жаркой и пыльной. В памяти сохранилось, как я сижу у муравейника, а вдалеке, в серой, знойной дымке проносится, вздымая пыль, стадо зебр, а за ним по выжженной равнине – еще и еще одно. Оглянувшись, вижу, как к нам спешит пропыленный грузовик с туземцами, которые должны разрубить мясо и отвезти в деревню. Из-за жары я сделал несколько неудачных выстрелов по газели Гранта, которую туземцы попросили убить на мясо; промахнувшись три или четыре раза, я ранил ее на бегу, а потом носился за ней по равнине почти до полудня, прежде чем настиг ее и убил.

В тот день мы поехали по дороге, которая вела через деревню, мимо лавки индуса, посылавшего нам с порога льстивые улыбки незадачливого торговца, в которых были и братское сочувствие, и надежда на успех, свернули налево на дорогу, ведущую к густому лесу, потом переехали по сомнительному деревянному мостику через ручей, за которым лес редел, и очутились на травянистой саванне, тянувшейся до поросшего тростником озера, наполовину высохшего – только вдали поблескивающую воду оживляли розовым цветом фламинго. В тени деревьев скрывались рыбачьи шалаши, дальше ветер шевелил траву саванны, а высохшее дно озера было бело-серым от множества небольших животных, которые всполошились от появления нашего автомобиля. Это были болотные антилопы, которые издали в движении казались нелепыми и неуклюжими, а вблизи, когда стояли неподвижно, – стройными и грациозными. Мы съехали с густой, короткой травы на высохшее дно озера и покатили дальше; со всех сторон – и справа и слева – на сухое дно стекали ручьи, образуя тростниковое болото с рядом протоков, над ними летали утки; мы видели также большие стаи гусей, устроившихся на травянистых кочках посреди болота. Сухая тропа, по которой мы ехали, была плотная и твердая, но дальше она стала сырая и мягкая, и тогда мы остановили грузовик и договорились, что Карл с Чаро пойдут по одной стороне дороги, а мы с М’Колой – по другой, стреляя и поднимая птиц, а Старик и Мама доберутся до высокого тростника у левого берега озера, где впадавший ручей тоже создавал болотце, куда, по нашему представлению, и должны были прилететь утки.

Мы видели, как они шли по открытому месту – грузная фигура в выцветшей вельветовой куртке и рядом крошечная – в брюках, куртке цвета хаки, ботинках и широкополой шляпе. Затем, пригнувшись, они скрылись в сухом тростнике, и только тогда мы тронулись с места. Но уже у ручья поняли, что наш план не выдерживает никакой критики. Как бы осторожно мы ни ступали, ноги вязли в иле по самые колени, а когда ила стало меньше и открылись окруженные водой кочки, я несколько раз провалился по пояс. Утки и гуси взлетали раньше, не подпуская нас на нужное для выстрела расстояние, и, когда первая стая полетела туда, где затаились в тростнике наши товарищи, мы услышали резкий, короткий дуплет из ружья Мамы 28-го калибра и увидели, как стая стремительно метнулась к озеру, а стайки поменьше и гуси тоже перебрались к открытой воде. Стая черных ибисов, похожих загнутыми клювами на крупных кроншнепов, перелетела с той стороны ручья, где шел Карл, покружилась высоко над нами и потом снова опустилась в тростник. На нашем пути всюду попадались бекасы, черные и белые кулики, и в конце концов, к неудовольствию М’Колы, поняв, что к уткам не подберешься, я стал палить по бекасам. Мы прошли все болото, после чего мне пришлось перебраться через ручей по шею в воде, держа над головой ружье и охотничью куртку с патронами в кармане. Надеясь выйти к Маме и Старику, я наткнулся на еще один глубокий и быстрый ручей, над которым летали чирки, и подстрелил трех. Уже смеркалось, когда я увидел Старика и Маму на другом берегу этого ручья, у самого озера. Ручей был слишком глубокий, чтобы перейти его вброд, и дно довольно мягкое, но я увидел старый след бегемота, который вел в ручей, и, идя по этому следу, почувствовал под ногами твердую породу и продолжал по нему идти, хотя вода плескалась у груди. Выбравшись на траву, я стоял, ожидая, пока с меня стечет вода, и тут надо мной пролетела стая чирков. Я, не задумываясь, выстрелил. Старик поступил так же, и три птицы тяжело плюхнулись в высокую траву у берега. Мы настойчиво искали птиц в сумерках и нашли всех. Стремительный полет отнес их дальше, чем мы предполагали, и теперь, почти в темноте, мы по высохшему дну озера торопились к машине, с меня капала вода, в ботинках тоже хлюпало. Жена радовалась добытым уткам, которых мы не ели с Серенгетти, но хорошо помнили, какое вкусное у них мясо. Наконец мы увидели машину – издали она казалась очень маленькой, за ней тянулась полоса засохшей грязи, затем травянистая саванна и лес.