Френсис Фицджеральд - Гитара, кости и кастет. Все эти юноши печальные… (сборник)

– Да, миссис Хэмпл слушает.

– Вы знаете, женщина, которую мы к вам сегодня посылали, вернулась и предъявила претензию. Вы отказались оплачивать ее работу.

– Я же вам объясняла, что она отказалась остаться! – разгорячилась Луэлла. – Она не выполнила своих обязательств, поэтому я сочла, что также свободна от…

– Мы обязаны следить за тем, чтобы нашим людям платили, – проинформировало ее агентство, – иначе как мы вообще сможем работать, вы согласны? Мне очень жаль, миссис Хэмпл, но мы не сможем прислать к вам никого до тех пор, пока вы не уладите это недоразумение.

– Я заплачу, заплачу! – взмолилась она.

– Безусловно, мы всегда стараемся поддерживать хорошие отношения с нашими клиентами…

– Да, да!

– Отлично. Тогда завтра просто пришлите сюда ее деньги, договорились? Ее ставка – семьдесят пять центов в час.

– Но как насчет сегодня? – воскликнула она. – Мне нужен кто-нибудь прямо сегодня!

– Знаете, уже довольно поздно. Я сама уже шла домой…

– Мое имя миссис Хэмпл! Это вам что, ни о чем не говорит? Если я обещала, то так и сделаю. Я жена Чарльза Хэмпла, мы живем на Бродвее, 14…

Она неожиданно осознала, что Чарльз Хэмпл, живущий на Бродвее, 14, был просто беспомощным инвалидом – это имя больше не могло служить ни рекомендацией, ни угрозой. Придя в отчаяние от неожиданного бессердечия мира, она бросила трубку.

Десять минут спустя, после тщетной неистовой возни на кухне, она пошла к няне, которую недолюбливала, и призналась, что не способна приготовить пищу своему мужу. Няня поначалу объявила, что у нее сегодня просто раскалывается голова и вообще ей достаточно хлопот с больным ребенком, но потом нехотя уступила и согласилась показать Луэлле, что нужно делать.

Проглотив унижение, Луэлла выполняла указания, а няня, ворча, экспериментировала с незнакомой плитой. С грехом пополам ужин все-таки поставили. Затем пришло время купать Чака, няня ушла, а Луэлла осталась сидеть в одиночестве за кухонным столом и слушать бульканье и запахи кастрюль.

«А ведь женщины занимаются этим каждый день, – думала она. – Тысячи женщин! Готовят, ухаживают за больными – и еще ходят на работу».

Но она не рассматривала этих женщин как себе подобных – если, конечно, не принимать во внимание, что у всех людей есть пара ног и пара рук. Она сказала это так же, как сказала бы: «Дикари Южных морей носят кольца в носу». Сегодня она была вынуждена заниматься собственным домом, но она не получала от этого никакого удовольствия. Для нее эта ситуация была всего лишь забавным исключением.

Неожиданно она услышала приближающиеся медленные шаги, сначала в столовой, а затем и в буфетной. Слегка испугавшись, что это пришел доктор Мун с очередным визитом, она посмотрела – и увидела в дверях буфетной няню. В голове Луэллы пронеслось, что, наверное, и няня тоже скоро заболеет. Она оказалась права – няня едва дошла до двери кухни, пошатнулась и схватилась за ручку двери, как раненая птица цепляется за ветку. Затем она безмолвно осела на пол. Одновременно зазвонил дверной звонок; Луэлла, поднявшись, с облегчением вздохнула, подумав, как кстати пришел детский врач.

– Обычный обморок, – сказал он, уложив голову няни себе на колени. Ее ресницы дрогнули. – Да, просто упала в обморок, вот и все.

– Не дом, а больница! – воскликнула Луэлла в отчаянии. – Доктор, здесь больны все, кроме меня!

– Она не больна, – чуть погодя, ответил он. – Вот, сердце у нее уже бьется нормально… Она просто потеряла сознание.

Луэлла помогла доктору усадить возвращавшееся к жизни тело на стул, поспешила в детскую и наклонилась над детской кроваткой. Она тихо опустила одну боковину. Кажется, жар кончился – болезненный румянец исчез. Она наклонилась и потрогала щечки.

И вдруг Луэлла стала кричать.

Даже после похорон Луэлла не могла заставить себя поверить, что поте ряла ребенка. Она вернулась в квартиру и кругами ходила по детской, зовя его по имени. Затем, пораженная горем, она села и уставилась на белую кроватку с красным цыпленком, нарисованным на боку.

– Что теперь будет со мной? – прошептала она. – Произойдет что-то ужасное, когда я осознаю окончательно и бесповоротно, что никогда больше не увижу Чака!

Она еще ничего не поняла. Как только наступят сумерки, няня, наверное, приведет его с прогулки. Она помнила какое-то чудовищное недоразумение, кто-то сказал ей, что Чак умер, но если это была правда, тогда почему в его комнате все как всегда, на столе лежат его зубная щетка и расчесочка, и зачем она тогда вообще здесь сидит?