Симона де Бовуар - Гостья

– Ну что ж! Раз вы хотите знать, – запальчиво отвечала Ксавьер, – у него был вид оскорбленного маленького принца, когда вчера вечером я сказала ему, что в пятницу выходила вместе с вами.

– Вы ему сказали! – воскликнул Пьер.

– А ведь вам посоветовали молчать, – сказала Франсуаза.

– Ах, я об этом забыла, – беспечно ответила Ксавьер. – Я не привыкла ко всем этим хитростям.

Франсуаза обменялась с Пьером удрученным взглядом. Наверняка Ксавьер сделала это нарочно из низкой зависти. В ней нет ничего от ветреницы, и в фойе она пробыла очень короткое время.

– Вот в чем дело, – сказала Франсуаза. – Не надо было ему лгать.

– Э-э! Как можно было об этом догадаться? – сказал Пьер.

Он кусал ногти и казался очень озабоченным. Для Жербера это был удар, от которого его слепое доверие к Пьеру, возможно, никогда не оправится. У Франсуазы перехватило горло при мысли о маленькой потерянной душе, с которой он бродил по Парижу.

– Надо что-то делать, – нервно сказала она.

– Сегодня вечером я с ним объяснюсь, – сказал Пьер, – но что объяснять? Бросить его – куда ни шло, но такая бесполезная ложь…

– Она всегда бесполезна, когда открывается, – заметила Франсуаза.

Пьер строго посмотрел на Ксавьер.

– Что вы в точности ему сказали?

– Он мне рассказывал, как в пятницу они напились с Тедеско и Канзетти и как это было забавно; я сказала, что очень сожалею, что не встретила их, поскольку мы сидели взаперти в «Поль Нор» и ничего не видели, – ворчливым тоном ответила Ксавьер.

Она проявила себя тем более неприятно, что сама настояла провести всю ночь в «Поль Нор».

– Это все, что вы ему сказали? – спросил Пьер.

– Ну конечно все, – неохотно ответила Ксавьер.

– Тогда, возможно, это еще можно уладить, – сказал Пьер, глядя на Франсуазу. – Я скажу, что мы решительно были настроены пойти спать, но Ксавьер так огорчилась, что в последнюю минуту согласились бодрствовать.

Ксавьер скривила губы.

– Он может поверить, а может и нет, – сказала Франсуаза.

– Я сделаю так, что он поверит, – сказал Пьер, – у нас то преимущество, что до сих пор мы никогда его не обманывали.

– И то верно, ты святой Иоанн Златоуст, – сказала Франсуаза. – Ты должен попытаться увидеть его немедленно.

– А тетя? Тем хуже для тети!

– Ну нет, мы заедем к ней в шесть часов, – нервно сказала Франсуаза. – Необходимо заехать, она нам этого не простит.

Пьер встал.

– Я позвоню ему, – сказал он и ушел.

Стараясь сохранить самообладание, Франсуаза закурила сигарету; внутри она дрожала от гнева, невыносимо было представлять себе Жербера несчастным, причем несчастным по их вине.

Ксавьер молча теребила волосы.

– В конце концов, не умрет же он от этого, бедный мальчик, – с немного наигранной заносчивостью заметила она.

– Хотела бы я видеть вас на его месте, – резко ответила Франсуаза.

Ксавьер смутилась.

– Я не думала, что это так важно, – сказала она.

– Вас предупреждали, – возразила Франсуаза.

Воцарилось долгое молчание. С некоторым ужасом Франсуаза взирала на эту живую катастрофу, исподтишка вторгавшуюся в ее жизнь; это Пьер своей оценкой, своим уважением разрушил барьеры, в окружении которых держала ее Франсуаза. Теперь, когда она вышла из повиновения, куда все это приведет? Итог дня уже был похвальный: гнев владелицы отеля, наполовину пропущенный вернисаж, тревожная нервозность Пьера, ссора с Жербером. Да и самой Франсуазой овладело беспокойство, поселившееся неделю назад; быть может, именно это более всего ее пугало.

– Вы рассердились? – прошептала Ксавьер. Ее подавленный вид не смягчил Франсуазу.

– Зачем вы это сделали? – спросила она.

– Не знаю, – тихо ответила Ксавьер, понурив голову. – Вот и хорошо, – еще тише сказала она, – вы узнаете, чего я стою, и отвернетесь от меня; вот и хорошо.

– Хорошо, что я отвернусь от вас?

– Да. Я не заслуживаю, чтобы мной интересовались, – с отчаянием произнесла Ксавьер. – Теперь вы меня знаете. Я вам это говорила, я ничего не стою. Надо было оставить меня в Руане.

Все упреки, готовые слететь с губ Франсуазы, становились напрасными перед лицом столь страстных обвинений. Франсуаза умолкла. Кафе наполнялось людьми и дымом; за одним столиком сидела группа немецких беженцев, внимательно следивших за партией в шахматы; за соседним столиком какая-то сумасшедшая, почитавшая себя проституткой, сидя в одиночестве перед кофе со сливками, кокетничала с невидимым собеседником.