– Нет, он не знает.
– Вы полагаете, говорить ему не надо?
– Какой смысл? Вместо одного человека волноваться будут двое. – Хотя она не могла представить себе его встревоженным. Он разве что пожмет плечами. Американка приезжает в Европу, не зная, как… – Видите ли, это произошло случайно. На горнолыжном курорте. Вы же знаете, что такое горнолыжный курорт?
– Я не катаюсь на горных лыжах, – гордо произнес он.
Серьезный человек. Фривольность не в его вкусе. Он не из тех, кто тратит приличные деньги, чтобы переломать себе ноги. Волна отвращения нахлынула на нее. И к самому психиатру, и к его отвратительному коричневому костюму.
– Я напилась. – Ложь. – Он помог мне подняться в номер. – Ложь. – Я не знаю, как это произошло. – Коричневый костюм передернуло. – Он повел себя недостойно, не как джентльмен. – Неужели все это говорит она? – Я просила его уйти, но он лишь смеялся. Он же француз. – Может, на этом ей удастся сыграть. Всем известна взаимная неприязнь швейцарцев и французов. Кальвин против мадам де Помпадур. Женева, растоптанная войсками Наполеона. В мире будет одним французом меньше. Или наполовину французом. – По его отношению ко мне я поняла, что у него напрочь отсутствует чувство ответственности. – Теперь она словно озвучивала показания в полицейском участке, надеясь, что коричневый костюм этого не заметил.
Заученные фразы в кабинете психиатра противопоказаны. Очень важна имитация стихийности, каждое слово должно идти от сердца. Но с другой стороны, она в основном говорила правду. С чего Жан-Жаку чувствовать ответственность? Он мог подумать, что на неделе она спит с тремя разными мужчинами. Она же привела его в свой номер, едва они познакомились. Не прошло и двадцати четырех часов.
– Pourquoi moi, Madame? Pourquoi pas quelqu’un d’autre? [46]
Она могла представить себе холодный, вежливый голос, бесстрастное загорелое красивое лицо. Жан-Жак! Если уж американской женщине довелось завести француза-любовника, его имя не должно быть таким французским. Да еще через дефис. Так банально. Теперь воспоминания о том уик-энде не вызывали положительных эмоций. Да еще ее имя. Розмари. Женщины, которых зовут Розмари, абортов не делают. Они выходят замуж под белой фатой, внимательно выслушивают советы, которые дает свекровь, и по вечерам в зеленых пригородах дожидаются возвращения мужа с работы.
– Какие у вас средства к существованию, мадам? – спросил психиатр. Он сидел, сложив руки перед собой, похожий на статую. Входя в его кабинет, Розмари отметила, что он внимательно осмотрел ее одежду. Оделась она слишком хорошо, чтобы вызвать жалость. Женева – элегантный город. Костюмы от Диора, Баленсиаги, Шанель, сверкающие вывески банков, реклама часов. – Ваш бывший муж выплачивает вам алименты?
– Он платит за нашу дочь. Я зарабатываю на жизнь сама.
– А, так вы работаете! – Наконец-то в его голосе проклюнулись эмоции: он удивился.
– Да.
– И чем вы занимаетесь?
– Я – покупатель.
– Да?
Конечно же, она покупатель. Все что-то покупали. Она понимала, что без пояснений не обойтись.
– Я закупаю товары для универсального магазина. Иностранные товары. Итальянский шелк, французский антиквариат, старинное стекло, английское серебро.
– Понятно. Вы много путешествуете. – Еще один камешек в ее огород. Если вы много путешествуете, негоже вам беременеть на горнолыжном курорте. Одно с другим не связывалось. Белые руки, застывшие на столе, выказывали недоверие к ее рассказу.
– Я провожу в Европе три или четыре месяца в году.
– Donc, Madame, vous parlez français? [47]
– Mal, – ответила она. – Très mal [48]. – Très она попыталась произнести с американским акцентом, который так смешил французов.
– Вы свободны в выборе партнера? – Он нападал на нее, она это чувствовала.
– Более или менее. – Слишком свободна. Если б не эта свобода, она не сидела бы в кабинете женевского психиатра. Перед отъездом в Европу она подвела черту под трехлетним романом. Собственно, именно из-за этого разрыва она так долго задержалась в Европе, взяв отпуск в январе, а не в августе. Хотела, чтобы успокоилась поднятая ею волна. Когда ее любовник сказал, что он готов развестись и они могут пожениться, она осознала: ей с ним скучно. Определенно, Розмари – совершенно неподходящее имя. Ее родителям следовало бы это знать.
– Я лишь хотел сказать, что мы живем в либеральную эпоху, – пояснил доктор. – Эпоху терпимости.
– В определенном смысле да. – Ей хотелось встать и уйти. – Вы не будете возражать, если я закурю?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу